Путин – товарищ Асада, защитник всех униженных и оскорбленных; особенно тех, кто не раздавлен от унижения полностью, а еще сопротивляется.
Еще Путин – друг хакеров и сепаратистов.
Когда я слушаю его духовника – я верю, что Путин очень религиозный человек.
Когда я смотрю на Кудрина и Набиуллину, Путин начинает двоиться и троиться. Шойгу и Рогозин не спасают.
Я не могу даже для себя составить психологический портрет этого человека. Горбачев, Ельцин, Брежнев – там было в целом все понятно, – а здесь? Кто перед нами? С кем мы имеем дело? Кто нами руководит? Улыбчивый человек из Ленинграда, офицер КГБ, друг Собчака? Но эта информация тоже не прибавляет ясности, но убавляет ее.
Он отлично отвечает на текущие и тактические вопросы, но не покидает ощущение, что он не ответил на какой-то самый главный вопрос. Может, потому что мы сами этот вопрос не задали.
И вот мы снова смотрим на своего президента.
Помню, в свое время политолог Белковский уверенно говорил, что едва власть от Путина перейдет к Медведеву, окружение день за днем, шаг за шагом начнет понимать, что он все-таки не богочеловек, а просто человек – опаздывает, устает, не со всем справляется. Кто-то попытается отыграться, кто-то отомстит за прошлую обиду, – и, в общем, никакого Путина не будет. В этом была своя логика, но.
Белковский, ныне работающий на Ксению Собчак, оказался катастрофическим образом недальновиден, непрозорлив. Ничего этого не случилось. Я не говорю: как хорошо, что не случилось, или как плохо, что не случилось, – а просто не случилось.
Такое ощущение, что Путин с годами становится все более и более, с позволения сказать, нечитаем, неуловим, непостигаем. В нем огромное количество взаимоисключающих, очень часто эффективных функций и в нем минимум того, что может восприниматься как личное, как объясняющее хоть что-то.
Наемный менеджер – да. Нас же не интересует личная жизнь тех людей, которые приходят нам что-нибудь починить. Наверное, и здесь должно быть так. Пришел человек, улыбнулся, представился. Мы ему говорим: окей, знаете, у нас проблемы, почините нам всё. И он полез куда-то на чердак. И почти беззвучно что-то там делает.
Хочется, конечно, заглянуть, но отчего-то страшно. Вдруг от делает там что-то ужасное? Или вдруг он расстелил себе что-то – и прилег отдохнуть. Спит тоже беззвучно. Очень страшно спит – как будто он не совсем человек. О, ну дайте нам что-нибудь человеческое.
Нет, только – улыбки, легкие куртки, передвижения по России и по миру. График, судя по всему, расписанный надолго.
Вышеупомянутый Белковский говорил, что Путин не любит власть, но любит атрибуты власти. Белковскому нравилась эта мысль, он все время ее повторял. Теперь не повторяет. Потому что все мы смотрим на своего президента и вынуждены признать: нет, он и власть не любит, и до атрибутов власти ему тоже особенного дела нет. А что он любит тогда? Нас он любит? Россию он любит?
Может он, к примеру, проснуться утром, потянуться и сказать: «Как же я люблю Россию!» Я не могу себе такое вообразить.
Но тогда он, быть может, что-то очень сильно не любит, ужасной, мстительной нелюбовью? Стратегических оппонентов или друзей, предавших общее дело. Да нет. Ничего такого тоже не чувствуется. Трамп, Порошенко – кажется, что Путину ни до кого из них нет особенного дела. Ну, партнеры. Будут другие партнеры – окей, пусть другие.
Или, помните, коновод, или, как еще сказать, кобылофил Александр Невзоров в свое время был доверенным лицом Путина. Потом что-то у Невзорова перещелкнуло в голове, и он занял противоположные позиции, теперь он антидоверенное лицо. Он делает всячески гримасы на своем лице, чтоб на него обратили внимание. Цедит свои саркастические тексты, пытаясь показать, сколь опасно иметь такого едкого недруга, как он. Но это тоже сражение с тенью – в целом вообще никому нет дела до того, что говорит Невзоров, что говорит Явлинский, что говорит Ксения Собчак. Говорят и говорят: у них бой с тенью. Они могут разбежаться и ударить эту тень головой. Но и после удара будет по-прежнему понятно, что это была просто встреча головы и бетонной стены.
Есть еще народ в этой истории. Наш огромный, непостижимый, удивительный и странный народ. У народа представления в целом просты.
Народ знает, что те, кто собирается прийти на смену Путину, хотят продать наш народ Америке. Не только тех, кто упирается на Донбассе и уже успокоенно расположился в Крыму, – ладно бы только их. Вообще всех! Гуртом, скопом. Для нашего же блага.
Об этом недавно прогрессивный журналист Антон Красовский очень спокойно и снисходительно говорил. Россию, как послевоенную Японию и послевоенную Германию, нужно подчинить США – так говорил. Всем будет только лучше, уверял нас он.
Оставим в стороне тот покоряющий момент, что либеральный журналист уподобляет нашу страну двум фашистским режимам. Нас это не удивляет. Нас вообще ничего не удивляет.
Вы скажете, кто такой Красовский, кого волнуют его планы. Но народ не обманешь, он в курсе: Навальный ничего не обещал, изо всех сил стараясь лишнего слова не сказать, Явлинский и Касьянов пообещали только Крым с Донбассом вернуть, а Красовский хочет всё и сразу отдать. И он самый честный из перечисленных. Он просто вслух говорит, что остальные думают.
А странные русские люди все еще не хотят в США. Им тоже не нравится коррупция, мздоимство, маленькие зарплаты и дураки. Но даже самый дикий русский человек отдает себе отчет, что в США тоже есть коррупция, мздоимство, маленькие зарплаты и дураки.
Более того, Германия и Япония – это несколько более сложная история, а есть куда более близкие – скажем, Ирак или Афганистан. Там американцы тоже хотели навести порядок. Как вы думаете, какой вариант в России более вероятен в случае, если нас оккупируют? Что у нас тут Германия будет или что Ирак? Я вот думаю, что Ирак.
И когда у нас будет полный, ужасный, кромешный Ирак, Александр Невзоров и Антон Красовский возьмутся за руки и уедут за пределы нашей несчастной Родины, сказав нам напоследок: «Дурной вы народ, быдло, да и только, не получилось из вас немцев, дикари какие-то получились, вот и живите в своем дикарстве, твари».
Мы не хотим, чтоб с нами вот так. Мы хотим, чтоб как-то по-человечески. Мы душевность любим, открытость, честность. Третьего выбора нам почему-то не предлагают.
Вы спросите: как так вышло, почему только гарант с одной стороны, а с другой – самоуверенная группа людей, желающих сделать нас еще одним штатом Великой Америки? Кажется, я знаю ответ.
Это ведь в нашей стране Касьянов был премьером, Явлинский – парламентарием, Невзоров – доверенным лицом, а Красовский – телеведущим на самых центральных каналах. Никаких других элит мы вот уже тридцать лет как не воспитываем и не воспроизводим. И потом вдруг удивляемся на одного мальчика из Уренгоя.
Удивляться надо тому, что этих мальчиков – пока один, а должно было быть тридцать миллионов минимум. А вдруг эти тридцать миллионов уже на подходе? Что тогда?
Мы не знаем, уйдет ли Путин или останется. Мы просто хотели бы, чтоб он в любом случае не оставил в качестве наследников людей, которые сдадут нас немедленно и воодушевленно. Потому что это и является их единственной и самой главной программой.
Дайте нам другую программу. Дайте нам другую элиту. Иначе даже не знаем, что делать.
Вот самая главная проблема марта 2018 года. Именно эта и никакая другая.
