«Так получилось, что вся биография моей семьи связана с местами этих двух географических координат. Мой папа родился на территории бывшего Ворошиловского поселка и работал почти на всех заводах, которые здесь изображены, – Павел Отдельнов показывает журналисту «Московского комсомольца» на большую черную стену, установленную в Арсенале. Здесь белым мелом нарисованы линии и геометрические фигуры, в которых угадываются улицы, дома, промышленные здания. Посередине – чем-то похожее на обнаженное сердце Белое море, один из двух самых известных шламонакопителей Дзержинска. Второй – Черная дыра – нарисован напротив, на белой стене, где черным выведены другие улицы, дома, цеха. – А вот с этого завода моего прадеда забрали на фронт, откуда он не вернулся. Почти все мои тети и дяди тоже работали на этих заводах. Три поколения моих предков жили в этом поселке, у нас была дача чуть-чуть южнее Игумново, а здесь был наш сад. Все это происходило вокруг этих объектов – Белого моря и Черной дыры».
Между двумя стенами, на которые, пользуясь спутниковыми снимками, Отдельнов перерисовал карты дзержинской промзоны, серия черно-белых портретов, тоже перерисованные, но уже маслом на небольших холстах. «Это фотографии из дзержинских городских и заводских газет, – объясняет он. – Самые старые – середина 30-х, самая «новая» – конец 80-х годов. Рассматривая эти фотографии, я подумал, что в них есть персонажи, но нет личностей, они не передают конкретную индивидуальность человека, они скорее говорят о стиле эпохи и стиле съемки».
«Вот здесь, – показывает на один из портретов, – моя бабушка, она тут в какое-то светлое будущее смотрит. И я ее тоже не очень узнаю в этом портрете. Мне кажется, что это не моя бабушка, а образ, сконструированный машиной, которая производит смыслы, героев, статьи».
Переходим в другую часть выставки – друг напротив друга здесь висят две большие, как любит делать Отдельнов, картины. На одной – полуразрушенный цех 1949-го года постройки, когда-то в нем производили фенол-ацетон. «Любопытно, что саму установку получения фенол-ацетона изобрел один прибалтийский ученый Рудольф Удрис, – рассказывает Павел. – Он был репрессирован, несмотря на свои коммунистические убеждения и во время репрессии в одной шарашке открыл эту формулу, на самом деле – сделал одно из важнейших открытий в химии». Построенных для производства фено-ацетона цех чем-то похож на базилику или дворец. «Он задумывался как что-то большое и грандиозное, – говорит Павел. И добавляет: – В том же 49-м году этот ученый кончает жизнь самоубийством». Уже потом, во время перестройки о Рудольфе Удрисе вспомнили вновь, в Дзержинске его именем назвали одну из улиц. «А сейчас этот цех представляет собой вот такое зрелище: одни ржавые трубы и разрушенные конструкции», – показывает художник.
«А это, – поворачиваемся ко второй картине, – цех гербицидов. Это то, что уничтожает все растущее и живое. Цех работал, производил эти страшные, уничтожающие растения вещества, но так получилось, что он закрылся и остались только вот эти руины. Тут молодые березки, там вон за трубой шиповник растет и другие растения, которые таким образом мстят этому страшному производству».
Еще один раздел называется «Памятники безхозяйственности». С таким заголовком давным-давно вышла статья в одной из заводских газет Дзержинска. И снова на большом холсте мы видим газетный снимок, увеличенный в сотни, а то и тысячи раз и нарисованный на холсте. Кажется, это цистерна и, может быть, мусор вокруг нее. «Я взял очень маленькую, крохотную фотографию и увеличил до размеров трехметровой картины, – подтверждает Павел. – Виднее не становится, мы наоборот, тонем в этой фотографии, в этих точках. Приближаясь к картине, мы отдаляемся от реальности».
Два неживописных объекта на выставке – это кусок Белого моря («оно такое, не очень белое, сероватое, похожее немного на цемент») и графит. «Его использовали в химической промышленности для процесса электролиза. После использования куски графита собирали большое количество токсичных веществ, диоксинов и тяжелых металлов, – рассказывает Павел. – Зато этот материал очень хорошо горел. Он горит в три раза дольше чем древесина. И люди его использовали для растопки печей и обогрева. До конца 90-х домов, пока поселки не газифицировали. Травились, падала продолжительность жизни, росла заболеваемость раком».
А вот множество фотографий непонятных ям. «Это то, что осталось от Ворошиловского поселка. Ямы погребов разных форм: квадратные, круглые, трапецевидные. Но одновременно эти ямы были связаны со страхом войны, потому что их можно было использовать в случае авианалетов и бомбежки».
Со стороны Автозаводского шоссе в Дзержинске до сих пор осталось недостроенное здание клуба – фотографию с ним мы тоже видим на выставке. Рядом – вырезка из газеты «Дзержинец», где радостно написано, что клуб будет достроен уже в этом году. Смотрим на дату – 8 января 1941 года – и понимаем, почему этого не случилось. Сейчас клуб используется как склад, как овощебаза для исправительно-трудовой колонии, которая расположена по соседству. «Я когда забирал вот эти кирпичи – они вывалились из стены, из клуба вышел человек в татуировках, с недоумением посмотрел, но даже вопросов не стал задавать, – вспоминает Отдельнов. – Но сами эти кирпичи любопытны тем, что они превратились в подобие камней. Они стали какой-то античной древностью, археологической находкой. Они очень легко сыпятся, и эта сыпучесть мне кажется метафорой памяти, которая также может легко осыпаться. Или метафорой мифа, который строился из не очень качественного материала. Даже если бы он был доведен до того проекта, который был нарисован, это бы его не спасло. Это маленькая история про большой миф».
И совсем уж мифической выглядит на самом деле реальная история о немецком солдате Клаусе Фритцше, книжка которого однажды попалась Павлу Отдельнову. Она была в основном о том, как Фритцше проводил время в лагерях, будучи пленным, больше всего времени – в дзержинских. «Помню, бабушка рассказывала, что немецких пленных 9 мая вывели на главную площадь, чтобы они праздновали и радовались. И они действительно радовались, что война кончилась», – снова делится воспоминаниями Павел. Клауса Фритцше он нашел в Интернете – завязалась переписка. Отдельнов просил его помочь найти координаты лагерей. Отправил ему снимок, который был сделан с немецкого самолета в 40-х. «И вот Клаус пишет: «С большим интересом прочитал ваше письмо и посмотрел фото наших разведчиков», – радуется Павел. – Клаус до сих пор жив, он выучил русский язык, и это помогло ему сделать карьеру в ГДР. Он приезжал в Дзержинск, и вот его фотография – он снялся на фоне одной из казарм, которую он же и строил. И мы с ним уточняли местоположение лагерей. Он мне рисовал схемы на каких-то советских картах, а я ему – на картах немецких шпионов. Неленивый человек".
Потом застываем перед экраном – здесь демонстрируется фильм, который Павел Отдельнов снял о Ворошиловском поселке, заводах и шламонакопителях. «Никто не знает, как это утилизировать, что с этим делать, – говорит. – Деньги освоены. А воз и ныне там».
Павел Отдельнов родился в 1979 году в Дзержинске, а после окончания Нижегородского художественного училища продолжил учебу и карьеру в Москве. Его работы хранятся в коллекциях Третьяковской галереи, Государственного русского музея, Российской академии художеств, в музейных и частных коллекциях России, США, Германии, Италии, Испании и других стран. Его выставка «Белое море. Черная дыра» продлится в Нижнем Новгороде до 4 сентября.
