Голодные труженики тыла

Дети войны-2

Дети войны пережили немало. Голод, холод, страх и лишения выпали на их долю. В «МК в НН» № 11 (от 11 марта) мы рассказали о тех, кто был угнан в Германию, попал в концлагерь или воевал. Сегодня – о тех, кто оставался в тылу. 

Дети войны-2

Лебеда – военная еда

Детство Валентины Васильевны Никитиной пришлось на военную пору. Жила она в деревне Осинки Лысковского района. Закончила Воротынскую среднюю школу, потом Горьковский педагогический институт иностранных языков. Работала учителем в школе, преподавала в том же самом институте, где училась.

- В нашей деревне остались только женщины, старики да дети, - вспоминает она. - Мужчины почти все ушли на фронт. А выращивать и убирать урожай надо кому-то было. Женщины взяли на себя самую трудную работу: косили, жали. А всё остальное - скирдование, молотьбу, уборку льна - выполняли ребятишки. Ждали с нетерпением, когда сломается молотилка, чтобы хоть часок вздремнуть прямо на копне.

Лето 1942 года выдалось засушливым. Не уродилась и картошка. В деревне начался голод.

- Ели все, что было съедобно, - свидетельствует Валентина Васильевна. - Кашу, например, варили из семян лебеды. Они черные, и каша получалась тоже черной и трещала на зубах. Лепешки пекли из конского щавеля. Учитель, наш сосед Ефим Иванович, собирал черемуху. Ягоды сушили, мололи на мельнице и пекли лепешки. По весне некоторые ели серёжки с берез...

Лепёшки из лебеды, жаренные на машинном масле.

Весной 1943 года сажать было нечего. Валентина вместе с матерью собрали отцовские вещи (он погиб на фронте) и отправились в село Чугуны менять всё это на семенную картошку. То, что выменяли, тащили на своем горбу. Когда пришли домой, не удержались, и часть семенного фонда сварили и съели.

К счастью, засухи летом не было. Урожай картошки превзошел все ожидания. Голодная смерть больше не угрожала...

Пятилетняя нянька

Нина Федоровна Зубанова была последней из горьковчан, кому присвоили звание Героя Социалистического Труда. Так уж вышло: одним выпадает честь быть первым, а другим приходится замыкать временной виток, когда завершается целая эпоха.

Во время войны девочке Нине было всего пять лет. Но тогда взрослели рано. Да и куда деваться, если на твоем попечении находятся годовалый брат и двухмесячная сестра?

Отца Нины призвали в армию. Мать, Мария Никитична, работала на автозаводе. Уходила, когда было ещё темно, возвращалась ближе к ночи. Нина ощущала это даже сквозь сон. Специфический запах литейки пропитывал одежду, въедался в кожу.

Практически все домашние заботы легли на старшую дочурку. Надо и воды наносить из колонки, и печку затопить, и пеленки постирать, и пол подмести, и маленьких покормить.

- А в доме иной раз – хоть шаром покати, - вспоминает Нина Федоровна. – Ревут ревмя, есть просят. Найду сухарь, размочу его в воде, дам им тюрю – успокоятся, вроде.

А тут еще и бомбежки. Бараки, похожие на одинаковые почтовые ящики, рассыпались, как карточные домики даже не от прямых попаданий бомб, а просто от взрывной волны.

- Однажды завалило и нас, - продолжает свой рассказ Нина Федоровна. – Я даже испугаться не успела, откопали сразу же. Брат с сестрой померли потом. Когда пришло сообщение, что под Сталинградом отец пропал без вести, несчастья посыпались, как из рога изобилия. Все мы стали болеть, осталась я у мамы одна.

Бомбёжки всё усиливались. Во время одной из них сосед-шофер увез барачных детей, остававшихся дома без родителей, в лес неподалеку от поселка Доскино. И они спаслись.

- Уже темно было, - извлекает из своей памяти очередное воспоминание Зубанова. – Сидим рядом с зенитками, а они стреляют беспрерывно. Я и оглохла. Наверное, неделю ничего не слышала.

Зубанова всегда хотела быть первой во всём. Но не всегда это получалось.

- В первый послевоенный год было большое половодье, - рассказывает она. – Из бараков тогда выбирались чуть ли не на лодках. И вот ребятишки надумали бегать по воде наперегонки – от подъезда к подъезду. Я, хоть и недокормыш, всех обгоняла. А вода – ледяная. И слегла с высокой температурой. Заводилой быть – обязанность трудная, за неё жизнь непременно взыщет.

В школу Нина пошла с восьми лет. Училась хорошо, но сразу же после шестого класса школьников стали готовить к тому, что после семилетки все они пойдут работать на автозавод. Там тогда был острый дефицит кадров. Да и продолжать обучение могли далеко не все. Семьи, оставшиеся без кормильцев, нуждались в материальной поддержке. А работа на ГАЗе означала хоть и небольшой, но стабильный заработок.

Попала Нина Зубанова в режимный цех. Что там выпускалось, она и по сей день хранит в тайне. Не скрывает только то, что была лидером. Надо организовать лыжные соревнования – сама на лыжи вставала. Надо дружинникам патрулировать по улицам вместе с милицией – сама надевала повязку. Надо на демонстрацию - она в первом ряду. И так – во всём.

Её наградили медалью «За трудовое отличие», потом орденом «Трудовой славы» третьей степени, потом тем же орденом, но уже второй степени. Как итог – звезда Героя, последняя в Горьком звезда.

Я спросил Зубанову, помнят ли её на заводе.

Оказалось, помнят. Приглашают на экскурсии, на разные праздники и юбилейные даты. И, значит, трудно согласиться с теми, кто утверждают, что герои прошлых лет существуют вне времени и пространства

О пользе перлюстрации

Особая роль во время Великой Отечественной отводилась цензуре. Она должна была выявлять шпионские донесения, бороться с теми, кто из-за своей беспечности или глупости выбалтывал военные секреты. В 1942 году секретарь Горьковского обкома ВКП (б) И. Гурьев докладывал секретарю ЦК партии А. Андрееву о том, что в Горьковской области создано 17 пунктов военной цензуры. Штат их сотрудников составлял 250 человек. Через них проходила вся корреспонденция, поступавшая из Горьковской, Ивановской и Кировской областей, Чувашии, Марийской республики и частично из Архангельской области.

Но с грамотой у цензоров не всё было в порядке. Лишь 24 человека имели высшее образование, 111 закончили среднюю школу, а 105 – только начальную. Отсюда и результаты. «Они, - писал Гурьев, - не успевают обрабатывать поступающие письма в установленные сроки, корреспонденция нередко задерживается неделями, а то и месяцами». Особенно долго «мариновались» послания на фронт, написанные на чувашском, марийском и татарском языках. Так как переводчиков не хватало, многие из них до адресата не доходили.

Зато доходили «политически вредные письма», а также те, где «разглашалась военная тайна». «Например, цензор Железова пропустила письмо, в котором рассказывалось о виде вооружения, изготовляемого заводом имени Молотова, - сообщал Гурьев. – Другим цензором были пропущены сведения о месте расположения одной резервной части и указывался срок отправки её на фронт». Военный трибунал приговорил обвиняемых к длительным лагерным срокам. Не цензоров, конечно, а тех, кто не проявил бдительности.

Но работы у цензоров всё прибавлялось. С учетом этого НКВД СССР разрешил увеличить штат «церберов» (так называли они себя сами) ещё на 130 человек. В целях повышения их квалификации была организована учеба. Но ни одного натурального шпиона они так и не вычислили.

Однажды, уже перед самой Победой, в апреле 1945 года, цензоры, читая письма учащихся Работкинского сельскохозяйственного техникума, забили тревогу. «Начиная с 1 апреля, - извещала родителей 11 апреля 14-летняя Надежда Зайлина, - в техникуме не давали ни разу хлеба, все слегли, некоторые начали опухать. Занятия прекратились». «Вот уже 12 дней живём без крошки хлеба, - вторила ей Света Волхонская. - Почти все лежим, на уроки не ходим, кружится голова, температура - 35,5». «13 дней живем без хлеба, и неизвестно, когда он будет, хоть с голода издыхай, - писала родным Аня Тютюкова. - Настроение паническое. Хочется уснуть навсегда».

Примерно такими же были письма Самойловой, Мухиной, Ананьева, Ускова, Белугиной, Задновой. И начальник отдела «В» НКГБ СССР Смородинский переслал эти письма заместителю председателя Совнаркома СССР Анастасу Микояну. Вскоре секретарь Горьковского обкома ВКП(б) Михаил Родионов докладывал в Москву: «Факт невыдачи хлеба студентам Работкинского техникума имел место по вине администрации техникума, которая не завезла на период распутицы муки, чем поставила с 1 по 11 апреля в тяжелое положение студентов техникума. Вопрос срыва снабжения студентов обсужден на заседании Работкинского райкома ВКП(б), виновные наказаны, в частности, директору техникума т. Краснову объявлен строгий выговор, секретарю парторганизации т. Маринину - выговор. Одновременно поручено прокурору прямых виновников привлечь к судебной ответственности».

Получилось в итоге, что цензура спасла ребят от голодной смерти.

Постромки по росту

Нижегородцы Алексей Зеленцов и Глеб Исаев получали звёзды Героев соцтруда в один день - в 1982 году. Впрочем, они и по жизни близнецы-братья.

Исаев жил в Доме ветеранов Горьковского автозавода. Он сорок лет проработал в кузнице и оглох от постоянного грохота. Руку скрючило от работы, нужна была операция, но её врачи делать не советовали, боялись, что придется вообще ампутировать.

Мария Васильевна, супруга Глеба Михайловича, рассказала, что свою трехкомнатную квартиру в «свечке» на проспекте Молодежном они с мужем дочке оставили, а в Доме ветеранов им нравилось.

Зеленцовы в Доме для ветеранов не нуждаются. Старший сын у них в Питере. Он – полковник в отставке, доктор технических наук.

Война ворвалась в их жизнь этих героев уже ушедшего времени, когда они были детьми. Исаев в семь лет картошку копал, осенью сорок четвертого это было. Его семья тогда жила в деревне Коноплянка, южнее Лыскова. Отец на фронте, мосты понтонные наводил, а дети из лебеды лепешки пекли. В совхозе имени Крупской - одни бабы. Впрягутся, бывало, в плуг, и Глеба берут за компашку.

Зеленцов чуть постарше Исаева.

- Я – середыш, - говорит он. – У меня семь братьев и сестра. Четверо воевали, я же возрастом не вышел. А два Николая Ивановича (сродник по матери, её первый муж погиб еще в 1916 году от газовой атаки немцев) встретились в 41-м нежданно-негаданно, под Волоколамском. Николай-первый шоферил, боеприпасы подвозил на передовую, а Николай-второй их принимал. Так и шли, что называется, в одной упряжи вплоть до Курской дуги, только там война их разлучила. Но Бог миловал, никто не погиб. И встретилась вся семья в 1947 году. В последний, как оказалось, раз.

Исаева, его брата и сестру воспитывала мачеха. Вечно голодные были. Даже когда отец вернулся. Только потом, когда Глеб на трактор сел, - пятнадцать ему сравнялось – брюхо от голода бурчать перестало. Если посевная – глядишь, на полевом стане щец нальют.

Зеленцов тоже впрягался в постромки, специально для этого приделанные к плугам и боронам – по росту для каждого. Его колхоз в Костромской области носил имя Сталина.

- Двенадцать малолеток тогда плуг тягали, - говорит он. – А на борону и шестерых хватало. И так – почти всю войну. Только уже перед Победой паромщиком стал, перевозил людей и грузы с одного берега Ветлуги на другой. Паром большой, в девять пар вёсел с ним управлялись. Две полуторки и две лошади помещались.

Зеленцов часто вспоминает о своей службе в армии. Исаев тоже в наших беседах возвращался к тому времени. Когда пришла пора уезжать домой, его вместе с другими «дембелями» послали на целину.

- Нас так воспитала война, - говорит Зеленцов. - Мы не требовали для себя никаких льгот и никогда не задумывались, что делаем на своем рабочем месте, правильно ли живём, правильно ли названа улица.

Он служил в Литве. Там было неспокойно, лесные братья еще вовсю о себе заявляли. Но эти места снятся ему часто.

После службы в армии Алексей Иванович приехал к брату – Николаю-первому. Снимал угол вместе с еще одним братом, Павлом. Оба почти одновременно свадьбы сыграли. А когда Павлу дали 12-метровую комнату в бараке, поселились в ней двумя семьями. Жили дружно, даже когда родились дети. В общем, на каждого по два квадратных метра жилплощади приходилось.

Метры метрами, а работали тогда по-стахановски.

- За что, спрашиваешь, Героя дали? – говорит Зеленцов. - За то, что жили, никого не коря, не попрекая. На работу в пять утра приходил – сторожа взашей прогоняли, спать мешаю, видите ли.

- Ответственным был – жуть, - вспоминает его жена, Ангелина Ивановна. – Приходит домой – все руки в волдырях. В эмальцехе почему-то часто задерживали с доставкой деталей. Чтобы не было простоев, Алексей Иванович сам вынимал детали из печи, еще горячие...

* * *

Шумит-гремит двадцать первый век, забывается многое. Только вечность не знает времени, ей важно зафиксировать всё: и простреленное наше знамя над поверженным рейхстагом, и постромки, приделанные к плугу, чтобы в них впрягались малолетки вроде Глеба Исаева и Алексея Зеленцова. 

Сюжет:

70 лет Победы

Что еще почитать

В регионах

Новости региона

Все новости

Новости

Самое читаемое

Автовзгляд

Womanhit

Охотники.ру