Забегая вперед скажу, что ни коем образом не утверждаю, что пьет абсолютно все сельское население. Остались на селе и трезвомыслящие хозяева (о них мы расскажем в следующих выпусках «МК в Нижнем»).
«Кочерга» и «бармалей»
Хоть бы раз русский человек признал утром, что зря пил накануне. Так нет же! То он зря смешивал, то плохо закусывал... Городские пьяницы, стреляя у киосков на бутылку, придумывают более-менее оригинальные версии: то на хлеб надо, то на лечение престарелой маме, то до дома из тюрьмы добраться... В селе люди более прямолинейные: «Дай на бутылку!».
Популярностью в деревне пользуется продукция “местных производителей“ – проще говоря, самогонщиков. Мне хватило один раз понюхать местный напиток «кочерга», чтобы чуть не стошнило. Название за горячительным напитком закрепилось от клички производителя-самогонщицы. Но самогоном здесь и не пахнет – это самый дешевый технический спирт, разведенный далеко не ключевой водой. Стоит 80 рублей за поллитра.
Другое популярное пойло - «бармалей» - полторашка дешевого портвейна, или, по сути, технического спирта, смешанного с протухшим вареньем и какой-то эссенцией. Местные пьяницы возмущаются: в Варнавине «бармалей» стоит 80 рублей, а в местном “магазине“ – 120!
Разведенный медицинский спирт, который я привез с собой, аборигены употребляли как нектар – такого чистого напитка они не пробовали. В местном магазине любая, даже самая дорогая водка может оказаться паленой – такова культура местной торговли.
Кстати, о культуре. Местные мужики подолгу слушали мои лекции о правильном употреблении алкоголя: выпить две-три рюмки вечером после трудового дня за ужином, тогда и с утра похмеляться не надо будет. Один из “слушателей“ попробовал последовать моей рецептуре, продержался целых два дня.
- Слышь, Костян, - признался он мне. - А ведь это здорово, пить понемногу. С утра-то как хорошо!
Но как только я уехал, мне позвонили и сказали, что товарищ запил...
Лексикон местных обитателей состоит из многочисленных синонимов слову «выпить» - от банального «кирнуть» до матерных вариантов. Стандартная ситуация: на стройке перекур, мужики делятся впечатлениями о проведенном дне, используя исключительно вышесказанные обороты.
Санька
Саньке чуть больше тридцати. На руках у него нет большинства костяшек – в юности занимался рукопашным боем, был чемпионом района и Поветлужья. Потом занимался спортом с детьми. Его единственное воспоминание – как он с детишками ездил на родину Деда Мороза в Великий Устюг. Там Санька увидел абсолютно другой, пусть и лубочный мир. Остальная жизнь погребена в зеленом змии.
Рассказывают, что до свадьбы Санька был нормальным парнем. Потом родился ребенок, и чего-то у него произошло – Санька запил. Жена с ребенком уехала жить в райцентр Варнавино, а Санька остался один в огромном доме.
Пока я был в Карасихе, у Саньки была цель - накопить 2500 рублей на платье дочке – 1 сентября она шла в первый класс. Поэтому Санька старался пить на чужие.
Санька работает на лесопилке. То рамщиком, а то простым грузчиком. Если не пить, можно неплохо заработать. Всю ночь таскаешь отсыревший шестиметровый брус – к утру больше тысячи рублей в кармане. Эти деньги Санька откладывает. А на «выпить с устатку» с утра подрабатывает – например, за бутылку переколотит тяжеленной кувалдой груду кирпичей на щебенку. Потом опрокинет стакан или полторашку и спит до следующей смены.
Соседи говорят, что такой график продлится не долго – печень и почки у Саньки на исходе. Но мышцы у бывшего спортсмена пока работают.
- А что здесь делать? Особенно зимой. Тоска такая, что только пить остается, – улыбается он. – У меня вот книжки есть. Только читать их после такой работы тяжело...
Утренний дозор
Одна парочка - Санька-старый и тётя Надя - сразу привлекла мое внимание. Я вставал около шести утра, пил кофе и начинал работать. Интервал отдыха или перекуров - каждые полчаса. Именно в это время мимо меня целеустремленной походкой проходила полная женщина. За ней молчаливо плелся пожилой седой мужчина. Чем ближе к обеду, тем большие проблемы с координацией испытывала эта парочка: тётя Надя спотыкалась, а Санька-старый “поддерживал“ забор, говорить членораздельно он не мог.
Тетя Надя рассказала, что раньше она работала санитаркой в больнице. Но там платили 3,5 тысячи рублей, и она уволилась. А теперь тетя Надя на лесопилке таскает доски за 300 рублей в день. Кроме того здесь, в отличие от больницы, более “щадящий“ график – можно уйти в запой, а протрезвев, выйти на работу. Прошлой осенью у тети Нади умер муж. Раньше она «гудела», пока он долго лежал в больнице, теперь есть повод разгуляться во всю.
Саньке-старому за пятьдесят. Он сидит на шее у еще более старого отца. Отец в отличие от сына спиртным не балуется. Когда-то давно он устроил чадо работать снабженцем в Нижний. Но предприятие развалилось, и отпрыск вернулся в родные пенаты: у отца, ветерана Великой Отечественной войны, хорошая пенсия. Санька-старый ждет, когда придет время оформлять пенсию и ему, – старик не всегда на бутылку дает!
«Мафиози» Женька
Женька - местный авторитет. Его руки украшают синие кельтские узоры. Еще его называют «городской» - в Нижнем Новгороде он сдает квартиру, а в Карасихе живет в доме умершей бабушки.
Говорят, отец Женьки умер от пьянства. Так же говорят, что Женька занимался какими-то темными делами и связан с мафией, а теперь прячется в глуши. Женька хвастается, что с ним прячется и его жена - стриптизерша, с которой он познакомился в городе. Но местные поговаривают, что жену Женька подцепил на трассе, куда она периодически возвращается.
Пока Женька вкалывал на лесопилке, эту дамочку я постоянно видел в компании местных пьяниц. Где бутылка, там и она. Мне она предложила купить у нее новую дверь, соседям - женскую шубу.
Пока я жил в Карасихе, Женька был в завязке. Но перед отъездом развязался. У меня «мафиози» попытался выклянчить 80 рублей на бутылку “кочерги“. Мотивация более чем оригинальная: он ходил за грибами и теперь боится заболеть. Я не дал, и Женька пошел дальше.
По прозвищу Зверь
Родился Серега в глухом поселке Северный. В восемь лет убежал из дома и стал жить у бабушки – надоели материны кавалеры и бесконечные пьянки. Далее следует более чем насыщенная биография: работа трактористом, развал страны, калымы в Коми, тюрьма, калымы в Москве... Все это время у Сереги были жена, сын и бутылка. Впрочем, сын есть и сейчас – вернувшись из армии, парень остался жить с отцом.
- Вино мою бабу сгубило, - выпив разведенного спирта и со смаком закуривая, рассказывает Серега. - Когда мужик пьет, это полбеды – он хоть иногда остановиться может. Если пьет баба – это конец – она из этого не выползет никогда. Сколько раз было – приедешь с калыма и слушаешь, с кем твоя гуляла и пила.
В конце концов Серега жену выгнал. Та ушла жить к парню – ровеснику сына.
Серега не работает “принципиально“. Последний раз он калымил в Москве несколько лет назад, за две недели каторжного труда заплатили всего 3000 рублей. Поэтому домой добирался на электричках. По дороге напился и потерял сумку с вещами и деньги. С тех пор Серега «вольный художник».
Скудное жилье отца и сына украшает армейская фотография последнего - здоровый парень в отглаженной морской форме, бескозырке и с автоматом. Теперь он спит на прожженном диване, завернувшись в грязное одеяло. Это его не смущает. Интерьер дополняет тэн от плитки, от которого идут тонкие проводки прямо в розетку. На полу слой грязи, с потолка что-то капает. Из посуды – обгорелая кастрюля и такая же кружка для чифиря – без нее похмельное утро у Сереги не начинается. Отсутствие вещей он мотивирует тем, что периодически приходит благоверная и все забирает.
Глядя на отца, сын не пьет и не курит.
Я зашел к ним в гости рано утром. Моросил дождь. Сын собирался на работу на лесопилку, но передумал - сырое дерево грузить тяжелее. И не пошел...
- Я ему говорю – вали отсюда, - резюмирует Серега, - езжай в город, ты здесь сдохнешь! Мне-то терять нечего... А ему в жизни ничего не надо...
