Данные истории и фольклора
Действительно, некоторые исследователи считают, что у мордвы в глубокой древности существовали наземно-воздушные погребения. Фольклорные и поздние этнографические материалы указывают на бытование у этого финно-волжского народа и его предков обычая захоронения умерших в развилке дерева, подвешенными на ветвях деревьев или на специально оборудованных помостах, как это делали до недавнего времени многие народы Сибири и Дальнего Востока. Ученые считают, что подобная погребальная обрядность была свойственна древним дьяковским и городецким прафиннским племенам, с I тысячелетия до н.э. заселявшим обширную территорию Среднего Поволжья и волго-окского междуречья. В древности на территории нынешней Нижегородской области происходили начальные этапы формирования ранних поволжских финнов, в археологическом плане представленных двумя близкородственными культурами – дьяковской и городецкой. Интересно, что именно дьяковцы и носители городецкой культуры считаются одними из предков современных поволжских финнов – мордвы и марийцев, а также исчезнувших еще в средние века племен меря и муромы.
Однако, к сожалению, погребальный обряд древних предков финно-волжских племен практически неизвестен, так как несмотря на все старания археологов для дьяковского и городецкого этносов не обнаружено ни одного грунтового могильника – и это при том, что известные науке городища, например, городецкой культуры, исчисляются сотнями, располагаясь по достаточно протяженному участку поймы Оки. Что касается ненайденных погребений в грунтовых могильниках дьяковской и городецкой культур, такое обычно бывает тогда, когда древние люди предпочитали хоронить своих умерших не в грунте, а на помостах, в домиках мертвых, на деревьях, в воде или посредством кремации.
Первое упоминание о поволжских воздушных погребениях сделал арабский путешественник X века Ибн Фадлан, который сообщал об увиденном им в Поволжье следующее: «Делают для него (покойного. – Авт.) ящик из дерева хаданга (белый тополь), кладут его внутрь него, заколачивают его над ним и кладут вместе с ним три лепешки и кружку с водой. Они ставят для него три куска дерева наподобие дышел, подвешивают его между ними и говорят: «Мы помещаем его между небом и землей, его постигнет дождь и солнце… И он остается подвешенным, пока не износит его время и не развеют ветры».
Интересно, что XIX веке в Терюшевской волости (ныне Дальнеконстантиновский район) Нижегородской губернии на кладбищах у мордвы-терюхан можно было увидеть языческие погребальные срубы в виде домовин или срубов – некоторых подобий «домиков мертвых» установленных поверх могил. В 1743 году, объезжая мордовскую паству Терюшевской волости, епископ Нижегородский и Алатырский Дмитрий Сеченов увидел на мордовском кладбище села Успенского (ныне село Сарлеи) группу языческих срубов и распорядился их сжечь. В дальнейшем это стало причиной терюшевского восстания.
Отголоски надземных (воздушных) захоронений у мордвы зафиксированы исследователями еще в XIX столетии. В частности, этнологи отметили бытование этого обряда у эрзи сел Сабаево и Давыдово в Кочкуровском районе соседней Мордовии. Там умерших зимой или ранней весной хоронили в лесу, однако вместо традиционного погребения в землю гробы с покойными, изготовленные из двух выдолбленных колод, крестьяне подвешивали на деревья. Подобное явление можно объяснить нежеланием селян долбить примитивными орудиями труда мерзлую почву. Кроме того, в указанных населенных пунктах такое практиковалось в условиях сезонного отсутствия переправы через Суру, потому как погост находился за рекой. Когда же весной земля достаточно прогревалась, селяне снимали гробы с деревьев и закапывали в могилы. Нечто подобное было отмечено и в селе Налитово Дубенского района Мордовии, а также у мокшан села Лебежайка Саратовской губернии. В последнем «зимних» покойников вообще не носили на кладбище, а зарывали по весне вместе с гробами под теми березами, на которых они висели зимой.
Однако есть упоминания очевидцев, а также археологические, этнографические и фольклорные свидетельства, что мертвые тела покоились на деревьях, помостах или в так называемых «домиках мертвых» до полного истлевания органики. Но в таком случае этот таинственный погребальный обряд мог означать нечто большее! Очевидно, что уже для них этот жутковатый, на наш взгляд обычай, воспринимался как глубокая архаика, о которой достоверно уже не было известно ничего. Кстати, известный советский археолог Петр Третьяков отмечал, что в деревнях той же Саратовской губернии умерших зимой не хоронили в традиционные могилы, а относили на так называемую «гору плача», подвешивая там, на ветви деревьев.
Нечто подобное было отмечено в 1959 году у мокшан села Подгорное Конаково Темниковского района Мордовии. Одно из тамошних преданий гласило о священных липах, росших в поле у большака, и на которые в больших корзинах якобы некогда подвешивали древних стариков, которые никак не могли скончаться естественной смертью. Для помина предков к деревьям традиционно подъезжали свадебные поезда. Согласно преданию, “погребальные“ липы росли вплоть до начала ХХ века.
«Извели Дуболго Пичай невестки и велели своим мужьям, ее братьям, похоронить ее. Сделали они из какого-то негниющего дерева гроб, положили в него сестрицу свою Дуболго Пичай. Отвезли ее в какой-то большой лес, где три дороги сходятся. Подставили подставки, на них положили гроб. На подставки возле гроба поставили наполненные пшеницей лукошки». Исследователи национальной культуры мордвы иногда ссылаются на сказку «Дуболго Пичай», увязывая описанный в ней погребальный обряд с культурой предков мордвы – городецкими племенами. И действительно можно предположить, что в мордовской бытовой сказке «Дуболго Пичай» сохранилось упоминание о древних наземно-воздушных погребениях. В мордовской народной песне также встречены намеки на возможные существования в древности воздушных погребений. Так в песне «Луша, Лушенька» перед смертью девушка завещает родным:
«Не хороните меня, матушка, на кладбище,
Похороните меня, матушка, около большой дороги.
Около большой дороги, на старом дубе».
Археологические свидетельства
Попробуем мордовский эпический фольклор соотнести с археологическим материалом. В частности, обратимся к результатам раскопок грунтового Безводнинского могильника V-VIII веков, который находится в Кстовском районе Нижегородской области. Там археолог Юрий Краснов обнаружил некомплектные костяки с нарушением анатомического порядка расположения костей. «Такое положение, - писал он, - при котором в грунтовой могиле оказывались разрозненные кости неполного человеческого скелета, лежавшие без анатомического порядка, могло получиться лишь в том случае, если первоначально умерший был захоронен в ином месте, вероятно, на открытом воздухе, и лишь через значительный промежуток времени, когда ткани полностью истлевали, а кости могли быть частично растащены зверями и птицами, останки умершего переносились в грунтовую могилу».
Кстати, в нескольких из захоронений Краснов отметил остатки деревянного тлена от плах, на которых, вероятно, полуразложившиеся тела переносились к месту вторичного захоронения. На основе изучения раскопанного материала Юрий Краснов считал, что Безводнинский могильник был оставлен особой группой поволжских финнов, «близкой, с одной стороны, муроме и отчасти мере, а с другой – северным группам мордвы, предкам позднейшей мордвы-эрзи».
Разбирая сложный погребальный обряд этноса, оставившего Безводнинский могильник, нельзя не упомянуть о любопытном факте. Среди зафиксированных там взрослых и детских захоронений (150 умерших) отсутствуют погребения младенцев до двух лет. Однако, согласно статистике, даже в конце XIX века младенцев умирало достаточно много (с 1890-1894 гг. смертность возрастной группы детей до 2 лет составляла 48% от общего числа умерших). А представьте себе, какая детская смертность была в V-VIII века, в период функционирования Безводнинского могильника! Юрий Краснов считал, что умершие в самом раннем возрасте не хоронились на общем кладбище. А может быть, по отношению к младенцам существовал какой-то особый погребальный обряд, отправляемый этими поволжскими финнами вне территории могильника? Не исключено, что воздушный, например, в дуплах деревьев: именно так до недавнего времени хоронили тела своих младенцев коренные народы Сибири и русского Севера.
Культ Священных деревьев
Не исключено, что культ священных деревьев, прослеженный у некоторых народов, в том числе у марийцев и мордвы, был изначально связан именно с обычаем воздушного погребения, а, следовательно, и с культом предков. Ведь известно, что некоторые народы сохраняли веру в то, что в деревьях воплощаются души умерших. Так, известный этнограф Лев Штернберг склонялся к тому мнению, что обычай захоронения на деревьях у народов Сибири происходит из воззрения на деревья как на божества плодовитости, давшие начало всем более совершенным живым существам. Логически из этого проистекало заключение, что если люди вышли из деревьев, то и хоронить их надобно, возвращая тела в исходную среду.
Исследователи зафиксировали верования, дающие возможность понять, что в древности существовала также вера в то, что душа покойного якобы обретает вид птицы, которой легче навещать своё прежнее жилище (тело), если оно будет помещено на высоком месте. Очень вероятно, что предки мордвы придерживались какого-либо из этих или сходных анимистических представлений.
Почитание птицы, в особенности водоплавающей, было широко распространено еще у древних волосовских племен рыболовов-охотников в III-II тыс. до н.э., заселявших берега рек и озер лесной полосы Европейской части современной России, в том числе Нижегородской области. Это прослеживается по археологическим находкам кремневых и костяных фигурок, изображавших уток и гусей, вероятно, используемых во время культово-магических церемоний, осуществляемых шаманами волосовских племен. Вероятно, ритуалы эти были связаны с весенним прилетом водоплавающих птиц, что для первобытного охотника означало окончание тяжелой зимы и начало весенней охоты. Однако не исключено, что у волосовцев культ водоплавающей птицы означал нечто большее: утка могла являться ритуальной птицей, ответственной за переселение душ умерших или погибших в «мир иной». Кстати, считается, что волосовцы говорили на прафинно-угорском языке, и не исключено, что поволжские финны являются их потомками.
В Восточной Европе в раннем железном веке, а также в средние века финно-угорские народы – вепсы, карелы, мордва, марийцы, исчезнувшие меря и мурома - повсеместно изготавливали металлические украшения с изображениями уточек и утиных лапок. Эти шумящие подвески, которыми в изобилии снабжался этнографический женский костюм, рассматриваются этнографами как обереги, сохраняющие тело женщины от злых духов бесплодия. Во время раскопок древнего мордовского могильника Стёксово II в Нижегородской области под руководством арзамасского археолога Владимира Мартьянова были обнаружены законсервированные в бронзовых котлах деревянные ковши с ручками в виде головок водоплавающих птиц. Это подтверждает у мордвы существование древнейшего культа водоплавающей птицы.
