Лишь 4,6 процента нижегородцев устраивает повседневная жизнь их семей. Об этом свидетельствуют результаты опроса НИИ проблем социального управления. В чем причина таких показателей?
Ответ лежит на поверхности. Об этом писалось с самого начала введения карантинных мер, самоограничения – можно это назвать как угодно, – что к определенному моменту возникнет сильная психологическая усталость. Именно поэтому сегодня и начали отменять карантинные меры.
Проблемы с экономикой, безусловно, важны, но гораздо большее влияние на морально-психологическое состояние людей оказывают введенные ограничения.
Материальное положение населения в период пандемии ухудшилось, но степень этого ухудшения для большинства много меньше, чем степень психологической усталости, которую вызывают ограничения.
Для примера посмотрим по конкретным группам населения.
Неработающие пенсионеры, пожилые люди – упал ли у них уровень доходов? Нет, размер пенсий не изменился. Но они лишены, например, возможности сходить в церковь (а верующих среди них очень много), не могут пойти к знакомым, родственникам. То есть ограничения на них давят, и психологически им принять такую ситуацию очень сложно.
Учащаяся молодежь, большая часть которой не работает, – сказался ли на их материальном положении режим самоограничений? Нет, как была стипендия крохотной, так и осталась. Но что произошло с их свободным временем? Многие из них проводили его в центре города, в каких-то кафе, торговых центрах и так далее – все это закрыто. Даже пива на природе особо не попьешь большими компаниями, поскольку есть определенные сложности с тем, чтобы добраться до друзей. У многих возникла неопределенность со сдачей ЕГЭ, поступлением в вузы других городов, защитой дипломных проектов и так далее.
А что происходит внутри семей? У нас у всех разные возможности даже для дистанционной работы. Те, кто живет втроем-вчетвером в трехкомнатной квартире, имеют более-менее реальные возможности, чтобы работать, не создавая помех друг другу.
Но вот я читаю лекции студентам в Zoom’e – откуда они только не выходят на связь: из кухни, из какого-то угла в коридоре… Ведь условия жизни у всех разные, иногда в двухкомнатной квартире живут четыре-пять человек. Представляете, их заперли вместе, и не на один месяц – естественно, в семье начинаются конфликты. Из-за этой полуизоляции возникает психологическое напряжение. Формальные и вроде бы небольшие ограничения приводят к нарастанию социально-психологической усталости.
Плюс к тому очень резко возросла неопределенность будущего. Человек – такое существо, которое должно иметь некий ориентир, понимание, что его ждет впереди. Пусть даже это понимание говорит, что произойдет некое ухудшение жизненного уровня, пусть так, но вы скажите, что именно и где, – тогда человеку будет спокойней.
Но сегодня многие люди просто не понимают, на какую работу, как и когда они вернутся, хотя у кого-то даже доходы не упали и они находятся в вынужденном отпуске с сохранением зарплаты. Ни работодатели, ни государство зачастую не могут конкретно сказать, когда можно будет выйти на работу и на каких условиях…
Отсюда и такое распределение ответов на вопрос «С каким чувством вы смотрите в будущее?». Почти сорок процентов смотрят с тревогой и неуверенностью, по пятнадцать процентов ответили «испытываю страх, отчаяние, безнадежность» и «стараюсь не задумываться, живу одним днем».
Люди сегодня не понимают, что их ждет не только в плане работы, но и в плане собственного здоровья. Ежедневный информационный фон, когда количество заболевших и умерших звучит как сводки с фронта, очень сильно влияет на настроения.
Я хорошо понимаю, чем вызвано такое давление, и считаю действия властей в принципе оправданными – чтобы люди соблюдали условия самоизоляции, самоограничений, их нужно к этому подвести. Но при этом у каждого появляется психологический дискомфорт: «заражусь – не заражусь», «заболею – не заболею». Возникает беспокойство за своих близких – у всех нас есть старенькие мамы и папы, бабушки. Четко обозначено, что они входят в группу риска, поэтому все начинают за них беспокоиться.
Для каждой группы населения есть свой набор факторов, нивелирующих определенность будущего. В результате общий фон тревожности вырос очень существенно.
Так что материалы исследования НИИПСУ не вызывают большого удивления. Насколько изменятся эти показатели через месяц, будет зависеть от темпов послаблений.
Взять хотя бы чисто бытовые неудобства. Уже не только женщины, но и мужики начинают подвывать: пора стричься. Сходил, постригся – и психологический дискомфорт в какой-то степени понизился. Когда эти начинающиеся послабления дадут какой-то эффект – через месяц, через два, – я бы пока говорил осторожно. Но фон социального раздражения пойдет на спад следом за нормализацией жизни.
Сценариев может быть два.
Если все затянется и будет расти напряжение, то оно дойдет до какого-то предела, после чего перейдет в равнодушие. Человек ко всему привыкает, а за два-три месяца людям уже «обрыдла» вся эта система ограничений, однако они к ней еще не привыкли.
То есть два-три месяца – это пик недовольства, к которому мы приближаемся.
Если ничего не менять, у определенной части населения начнется привыкание и реакция на неудобства будет уже не такой острой. С другой стороны, будет нарастать количество тех, кто реагирует резко негативно, начнутся психологические и социальные мини-взрывы.
В случае же постепенного ослабления ограничений значение будет иметь скорость этого процесса и то, в какую реальность мы вернемся. Если осенью не будет сильной второй волны, если останутся лишь минимальные ограничения (а какие-то наверняка останутся), то мы можем получить даже некий откат в сторону эйфории, достаточно сильного роста положительных оценок и падения негативных, несмотря на то что это всего лишь исходные условия.
Но на сегодня высокая неопределенность сохраняется, возможен любой из сценариев.
