Территория поисков расширилась с Кстовского района Нижегородской области на всю страну. На помощь прибыли поисковые отряды из Москвы, Рязани, Владимира. Пока поисковая операция не дала результатов.
Те, кто приезжает на поляну, где разбит лагерь, впервые, удивляются – он стоит практически пустой.
– Ничего удивительного – все в лесах на прочесе, – поясняет дежурный по штабу.
Утром поисковые группы получают задание, технические средства – навигаторы, рации – и отправляются на маршруты. В обед они соберутся на поляне, чтобы обсудить промежуточные итоги, что-то съесть, заменить батарейки и вновь отправиться на задание.
Окрестности прочесывают методично, шаг за шагом, обращая особенное внимание на все, что может сообщить хоть какую-то информацию о пропавшем ребенке. Большинство людей приехали по зову сердца. Местные жители подвозят воду, дрова для костра, продукты.
С руководителем поисково-спасательного отряда «Волонтер» Сергеем Шухриным мы смогли пообщаться только глубокой ночью, когда из леса вернулась последняя группа волонтеров, рации в штабе смолкли и наступил небольшой перерыв в поисках.
– Что движет людьми, когда они добровольно, бесплатно приезжают сюда?
– Наверное, чувство сострадания, желание помочь. В основном волонтеры – это неравнодушные люди, которые могут себе представить ощущения или эмоции пропавшего человека или их родственников. Некоторые приходят для того, чтобы освоить навигацию, картографию или связь. Тоже хороший мотив. Есть люди, которым заняться нечем, им нужны новые ощущения, новая компания, и они тоже готовы встать в строй.
– В Нижегородской области много таких людей, которые готовы встать и отправиться на поиск потеряшки?
– Цифры странные и неоднозначные. У нас 35 тысяч подписчиков в социальных сетях. Это полезные люди, которые ведут информационное оповещение. Тех, кто изъявил желание стать добровольцем, 1,3 тысячи, но на поиски приезжают 20 человек, иногда 50, 100. Впрочем, когда в керженских лесах пропал ребенок, приехало около двух тысяч человек. На следующий день, когда надо было ехать на поиски бабушки в Воскресенский район, не поехал ни один. То есть сила добровольцев мощная и полезная, но порой она непредсказуемая.
– Жизнь ребенка важнее жизни бабушки?
– Это мнение народа. На розыск ребенка и на молодую красивую девушку приезжает гораздо больше людей. Важно еще, какой день недели, тепло или холодно, близко или далеко.
– Как вы узнаете о пропаже людей?
– Заявки приходят от разных источников: от родителей, родственников, полиции. Сейчас нас уже знают, и бывает, обращаются даже раньше, чем в полицию. В любом случае мы рекомендуем сразу писать заявление, потому что у полиции есть свои возможности, у нас свои. Волонтеры не способны сделать все, например, если речь идет о таких вещах, как документы, адреса, телефоны, камеры наблюдения. Волонтеры в городе – это информационное оповещение, работа на отклик. То, что не умеет делать полиция, МЧС, Следственный комитет, ЕДДС и все остальные.
– А почему они не умеют это делать?
– Вот это самый сложный вопрос. Волонтерская технология работает лучше всех, особенно в лесу, и сегодня с этим уже никто не спорит. Дело в том, что такие масштабные поиски бывают нечасто, а держать в штате лишних 50–100 человек только для поиска нерентабельно. Здесь нужен разумный компромисс. Но при этом следует понимать, что волонтеры – это не пушечное мясо, которое можно использовать для каких-то второстепенных ролей. Ситуация такова, что этим самым «пушечным мясом» являются солдаты и сотрудники МЧС, которые не умеют ходить, искать, они сбиваются в кучу и затаптывают все следы. Мы помогаем им, даем своих людей, которые умеют ходить на поиск, по трекам, по азимутам, имеют рации. Но такая известность нашего отряда порой, бывает, вредит делу. Люди думают: вот у нас есть отряд волонтеров, они все сделают, поедут и найдут. У нас нет никакого отдельно взятого отряда, дежурного или еще какого-то. Волонтеры – это мы с вами. Неравнодушные нижегородцы. Если вы решили, что вы не поедете, то может так получиться, что вообще никто не поедет. Темп очень напряженный, любой взрослый человек не выдержит долго работать в нем. Люди берут отгулы, административные, чтобы на поиск пойти. Дня три-четыре максимум, и уже начинаются проблемы в семье, на работе и так далее. А когда мы работаем уже вторую неделю, то скоро здесь никого не останется.
– Сколько вообще могут длиться поиски?
– У МЧС, у силовиков есть нормативы. У волонтеров таких ограничений нет. Пока человек не найден, его поиски продолжаются. Они могут перейти из активной фазы в информационную, в проверку отдельных показаний, но надо понимать, что поиск будет идти до тех пор, пока на поиск будут приезжать люди. Добровольцы перестанут приезжать – искать станет некому.
– У нас много поисковых отрядов в регионе?
– Поисково-спасательный отряд «Волонтер» работает с 2011 года. Он самый крупный, самый опытный, самый мощный, он официально зарегистрирован. У нас подписаны соглашения со всеми силовыми структурами. В регионе есть еще несколько отрядов или поисковых групп по 10–15 человек, которые представляют собой разные формирования. Есть те, кто отбился от нашего отряда, есть представительства других регионов, например московского отряда «Лиза Алерт», есть те, кто не хочет никуда входить и создает свои группы. Я считаю, что все это вредно, потому, что нет четкого, стопроцентного взаимодействия. Это видно даже по этому поиску. Некоторые задачи перекрывались по два-три раза в силу несогласованности. Мы снизили свою эффективность. И, может быть, не закрыли какой-то квадрат, вовремя куда-то не подъехали… Это как в армии. Если вы дослужились до лейтенанта и хотите стать генералом, то служите дальше еще лет 30. Но нет, я пойду за дверь, поменяю нашивку и создам свою армию, в которой буду генералом. Для меня удивительно, что среди волонтеров возникла конкуренция. Что тут делить? Но, оказывается, есть герои, которые хотят быть героичнее и быстрее. Я, кроме личных амбиций, тут не вижу ничего.
– Человека реально найти? Вот возьмем наш случай. Я так понимаю, сейчас рассматриваются три основные версии: ДТП, сама ушла или саму ушли…
– По статистике в России 10% потерявшихся людей не находятся никогда. Остальные 90% рано или поздно находятся, бывает, что погибшими. Но у нас нет статистики, почему человек пропадал. Как он пропал: в результате потери коммуникации, в результате потери памяти, в результате отравления, сколько суицидников, сколько самостоятельно ушедших. Причин можно назвать полтора десятка. Вот если бы у нас полиция, которая отвечает за розыск, вела статистику такую, нам было бы работать гораздо проще.
– В Нижегородской области много потеряшек?
– Две с половиной – три тысячи человек в год. Из них примерно 10% – дети, то есть 200–300 человек. Не найденными остаются единицы, но если считать каждый год в целом по стране 200 тысяч. взрослых и 20 тысяч детей, из которых 1,5 тысячи не находится, то получается, что за последние 15 лет у нас целый город исчез.
– Есть какой-то универсальный рецепт, как не потерять ребенку или не потеряться ребенку?
– Нужно учить и детей, и родителей. Все работает в комплексе. Детям нужно рассказать, показать, и обязательно контрольная работа. Рассказываем ребенку, как вести себя в общественном месте, если он потерялся – должны показать, сделать вместе, а потом неожиданно спрятаться и посмотреть – как он себя ведет, проверить, достигло ли обучение цели. Перед выходом одеться нужно ярко, и желательно, чтобы одежда как-то отличалась – рисунком или шапочка с ушками. Во многих торговых центрах мониторы черно-белые, и одноцветная куртка на них не будет видна.
У ребенка в кармане должен быть заряженный и «накормленный» телефон. На подкладке одежды можно написать телефон родителей. Светоотражающие элементы должны быть. Ребенок должен четко понимать, что если он потерялся, то должен или стоять на месте, или вернуться в то место, где он в последний раз виделся со своими родителями. Главное правило – ребенок стоит на месте, взрослые бегают. Ребенок может подойти к взрослым с детьми или к любому человеку в форме, будь то полиция, МЧС, скорая помощь… Если в транспорте разминулись: вы сели, а ребенок остался, – то вы выходите на следующей остановке и возвращаетесь. Если ребенок сел и уехал, он выходит на следующей остановке, а вы догоняете.
