В ноябре в Арсенале в сотрудничестве с фондом «Культурная столица Поволжья» состоялась премьера спектакля «Неартикулируемая антропология, или Странная белая птица представляет бесполезность слов» (12+). В постановке задействован смешанный состав участников: профессиональные актеры и люди без театрального образования, включая людей, как принято сейчас говорить, «особенных». Режиссер спектакля Лев Харламов сделал так, что эти особенности стали творческими способностями.
– Лев, ваше творческое сотрудничество с Арсеналом длится уже давно. В реализуемых проектах вы проявили себя не только как актер, но и как режиссер, причем последние ваши работы – инклюзивные, очень сложные по содержанию и структуре.
– Моя первая режиссерская театральная работа для Арсенала была представлена зрителям в конце 2016 года. В рамках проекта «Театр одного художника» были поставлены два спектакля – «Вязаник» и «Мальчик и Луна», созданные в пространстве экспозиции Леонида Тишкова «Взгляни на дом свой». В спектаклях участвовали исключительно профессиональные актеры, причем уникальные: я их выбирал специально, поштучно, из разных городов. Каждый из них по-своему обогатил постановку. Кроме того, выставочное пространство, само творчество Леонида Тишкова, его идеи давали богатый материал для работы.
В 2018–2019 годах при поддержке Фонда президентских грантов появился и игрался спектакль «Бег по кругу, и/или Длинный рассказ». Эта постановка была создана как часть инклюзивного проекта Арсенала «Клуб “Вместе”». Спектакль был импровизационным, не имел четкого хронометража и объединял за одним большим столом участников с ментальными особенностями, специалистов Арсенала и зрителей. Для этого спектакля актерские навыки, наоборот, не требовались.
С начала этого года, с перерывом на летние каникулы, я проводил занятия в театральной студии, открытой в рамках еще одного инклюзивного проекта Арсенала и фонда «Культурная столица Поволжья» – «Включение». На занятия приходили самые разные люди, с особенностями и без, и результатом наших тренингов на сближение, на открытие, на коммуникацию, результатом совместной работы в связке с профессиональными актерами стал совершенно новый спектакль «Неартикулируемая антропология, или Странная белая птица представляет бесполезность слов».
Задача была сложнейшая – объединить идею «Театра одного художника» и инклюзивный театр. То есть спектакль строился на образах художника Андрея Оленева и в пространстве его масштабной инсталляции «Ноша», а задействованы в нем были и профессиональные актеры, и участники инклюзивного клуба, и сотрудники Арсенала, и совершенно новая для нас всех группа слабослышащих людей. Нужно было всех объединить, помочь найти взаимопонимание, те, кто не знал жестового языка, должны были им базово овладеть.
– Не каждый театральный актер или режиссер готов участвовать в инклюзивных проектах. Как произошло ваше погружение в эту тему? Жажда эксперимента сыграла свою роль?
– Да, я всегда занимаюсь только экспериментальным театром. Мне нужно пробовать новое и сложное, проверять свои догадки, состоятельность идей.
Именно в инклюзивном искусстве я увидел большие возможности для эксперимента. А путь к этому прокладывался постепенно.
Я преподавал в Нижегородском театральном училище – вместе с Александром Сучковым мы были художественными руководителями курса. И вот со студентами я ставил спектакль по пьесе Мартина Макдонаха «Калека с острова Инишмаан». Актер, который исполнял роль главного героя – калеки Билли, играл, по мнению многих моих коллег по училищу, уж очень реалистично, непозволительно натуралистично. Многие зрители только на поклоне осознавали, что у актера нет ДЦП. Вот так смотрели два с половиной часа спектакль на сцене Учебного театра и думали, что на сцене человек с особенностями физического развития. В итоге на спектаклях в зрительном зале стали появляться люди на колясках. Они хотели смотреть на то, как мы играем эту пьесу.
И мои студенты спросили: «А как нам теперь играть?» «Играть точно так же, как и раньше», – ответил я.
Это я сейчас очень кратко намечаю вам знаки и отправные точки. Например, в самом спектакле калека Билли, вернувшийся из Америки, где он пробовал изменить свою жизнь, произносит: « Я надеялся навсегда исчезнуть в Америке. Я бы так и сделал, если бы был там нужен. Нужен для съемок. Но я им не нужен. Вместо меня они наняли блондина из Форт-Лодердейла. Он не калека, но янки сказал: “Лучше нанять нормального парня, чтобы сыграл калеку, чем калеку, который вообще не умеет играть”. Правда, он сказал еще грубее». И когда мой студент – актер, игравший калеку, – произносил со сцены вот этот текст Макдонаха, меня прошибало на каждом спектакле. Я понимал, что это, возможно, центральная мысль, ради которой драматург и написал в 1996 году эту свою пьесу.
Потом студенты нашего курса проходили педагогическую практику в театре «Пиано» при школе-интернате для глухих детей. Это тоже был большой и важный опыт. Новогоднее представление для детей с ДЦП в «Рекорде» – его ставили сами студенты. Все шло так, словно после спектакля «Калека с острова Инишмаан» мы уже не могли сказать «нет»…
И в тот момент, когда со студентами мы взялись за постановку спектакля «Чарли. Опыты» по роману Дэниела Киза «Цветы для Элджернона», серьезно готовились, пытались изучать психиатрию, мне и позвонили из Арсенала с вопросом, не соглашусь ли я поставить спектакль с людьми с ментальными нарушениями. И я сказал «да».
– Что вы даете своим особенным актерам и что они дают вам?
– Да, то, что мы делаем, это не терапия – мы занимаемся совместным творчеством. Я вижу, как они меняются, прежде всего в плане структурирования своего поведения, коммуникации и, наверное, отчасти социализации.
Но вот важный момент. Кирилл К., без преувеличения, ведущий актер нашей труппы, который еще полтора года назад разговаривал постоянно, и все просто привыкли разговаривать параллельно с ним, сейчас говорит только в те моменты, когда это нужно, и говорит то, что нужно. При этом сохраняет свою индивидуальность, и она потрясающим образом проявляется в спектакле на сцене, становясь подлинным художественным актом. Так, как Кирилл, никто другой не может читать тексты Василия Кандинского. Никто из профессиональных актеров не прочитает с такой непоставленной, естественной интонацией. Он так чувствует, так развивает музыкальную структуру текста. Его индивидуальная особенность напрямую выходит в творчество. И то, как Кирилл поет на жестовом языке в конце спектакля, повторить профессиональному актеру невозможно.
Повторю: я не занимаюсь арт-терапией. У меня есть цель создать совместное произведение искусства, спектакль, который будет интересно смотреть всем.
Я являюсь членом Российской ассоциации деятелей инклюзивного искусства – АСДИИСК, делаю доклады на различных семинарах, провожу мастер-классы… И 9 ноября в Арсенале на междисциплинарном семинаре «Инклюзивное искусство: создание синтетических проектов со смешанным составом участников – вызов или условия развития?» я делился своим опытом.
– Правильно ли я понимаю, что именно экспериментальный театр позволяет привлекать людей с особенностями развития и показывать их талант, который может заключаться именно в их особенностях? Просто для них нужен особенный театр…
– Это самый сложный вопрос на сегодня, к нему мы постоянно возвращались на прошедшем семинаре, который как раз был организован вокруг премьеры нашего спектакля.
Но есть еще один вопрос, который не дает мне покоя: почему людей с особенностями физического или ментального развития не принимают в театральные учебные заведения? Имея педагогический опыт, я думаю об этом очень серьезно. Недавно для постановки мне нужен был молодой человек с избыточным весом. Таких профессиональных артистов молодого возраста нет в Нижнем Новгороде. Почему? Если есть такие персонажи, почему же нет таких артистов? А я за то, чтобы бородатых героев играли бородатые актеры, толстых – толстые, темнокожих – темнокожие и так далее. Необходима уже эта подлинность и достоверность, а не накладные животы и приклеенные носы…
В нашем спектакле заняты 19 человек. Это профессиональные актеры, профессиональные музыканты, сотрудники Арсенала, слабослышащие люди и люди с ментальными особенностями развития, а также Александр Т. – умный и обаятельный юноша в коляске.
Во время подготовки мы двигались в сторону профессионального театра – это когда все участники труппы смотрели, что могут профессиональные актеры рядом с ними, в одной постановке, и старались тянуться в их сторону. И это для них большая ответственность – если получалось, было здорово. Некоторые эпизоды я строил вокруг особенностей того или иного человека. Так выстраивались целые сцены, и профессиональные актеры учились у коллег по труппе – учились искренности, непосредственности, и это тоже было очень важно.
Жестовый язык стал для нас объединяющим началом – его на уровне двух-трех текстов выучили все, и по спектаклю невозможно понять, кто слабослышащий, кто нет, кто владеет жестовым языком хорошо, кто не очень. И я намеренно перемешивал эти группы с целью создать общность.
Я старался каждую особенность, которая мне показалась творчески ценной, вынести на сцену. Три танцевальных фрагмента, где профессиональные актрисы танцуют с партнерами, один из которых – Саша Т., по большому счету импровизационны, они выстроены на каких-то пластических особенностях трех мужчин. Подчеркну: не на особенностях фигуры или телосложения, а на пластике.
Ребята, которые задействованы в нашем спектакле, очень разные. Особенные. И каждый из них по-своему уникален. Примут ли их в театральное училище? Да им даже в голову не может прийти, что они могут туда попасть. И их, конечно, не примут. А вот чтобы этого не произошло, должно измениться мышление.
Я думаю, мы это преодолеем через 20–30 лет. Сотрутся границы, и это будет прекрасно.
Беседовала Мария МЕДВИДЬ.
Фото Анны ПУШМЕНКОВОЙ.
