Мы с ней вместе рассматриваем портреты таких прекрасных и близких, удивительных и знакомых Софи Лорен и Вивьен Вествуд, Майи Плисецкой и Одри Хепберн. Через полчаса сюда хлынет поток зрителей, будет тесно и немножко нервно: 833 человека – абсолютный рекорд единовременного посещения для Арсенала – а пока здесь тихо и пустынно и можно погулять, неторопливо рассматривая фотографии светских львиц, актрис и моделей, созданные гуру фэшн-фотографии, одним из лучших портретистов в мировой фотоиндустрии Джаном Паоло Барбьери.
Говорят, Софи Лорен постриглась ради того, чтобы стать его моделью, а Моника Белуччи, которая всегда наотрез отказывалась позировать фотографам обнаженной, разделась для его съемки. Ну а как Одри Хепберн принесла в студию тапочки, чтобы не запачкать белый фон, маэстро рассказывал сам.
«Это наша весенняя выставка, под тяжелый сезон, когда то снег, то дождь, все еще мало солнца, авитаминоз и грустно, – говорит Алиса Савицкая. – И наша ежегодная миссия заключается в том, чтобы вопреки погодным условиям сделать людям хорошо. Мы здесь погружаемся в невероятную абсолютную красоту, в парящее состояние мира фотографии Барбьери».
На выставке ретроспективно представлены работы с 1960-х до 2000-х годов, но понятно, что сформировался мастер в 1960–1970-е. Это то время, когда глянцевая фотография не столько выполняла обслуживающую функцию фиксации новых коллекций моделей и брендов, сколько была самостоятельным способом творческого высказывания. В подписях к работам можно прочитать, какие модели для каких журналов и брендов снимались. Это Valentino и Gianfranco Ferré, Yves Saint Laurent и D&G – весь этот тяжелый люкс присутствует здесь сквозной линией. Но ни мы, ни сам художник, а он в большей степени все-таки художник, чем фотограф, ни директор его фонда Эмануэль Карло Рандаззо Мора, который приехал на открытие выставки, никто специально не говорит про мир моды, здесь гораздо важнее художественная позиция, которую занимает автор, сложные многосоставные художественные контексты, которые есть буквально в каждой работе мастера.
Можно выделить три направления, связанных с тремя базовыми культурными интересами Джана Паоло Барбьери. Это, во-первых, сама фотография – на этой выставке можно очень долго размышлять о фотографии как художественном средстве, о ее достоверности, документальности или наоборот – о том, что наравне с другими художественными средствами фотография конструирует выдуманный мир. С Барбьери важно понимать, что он все всегда и по сей день снимает только на пленку. Он не использует ретушь и «Фотошоп». Единственный прием искусственного внедрения в фотографию – это коллаж. Но это не секрет и не подлог – это очевидная склейка двух изображений. В остальном маэстро всегда создает в студии или на пленэре ту ситуацию, которую он себе воображает, и ее фиксирует.
Например, на фотографии Лауры Альварес для итальянского Vogue мы видим модель, сидящую на розовом подиуме, который, кажется, плывет в прозрачных морских водах. И это не «Фотошоп» – Барбьери здесь использует такой тип очень тонкого и прозрачного пластика, который не дает теней. Для того чтобы создать композицию, из него изготавливались цилиндры, на которые ставилась платформа. Для творчества Барбьери важно, чтобы ситуация, которую он придумал, так или иначе произошла на самом деле.
Второй тезис – визуальное искусство. Главным образом, конечно, живопись. Живописного в работах Барбьери очень много: от классической живописи, аллюзий на портреты эпохи Ренессанса, в частности Ганса Гольбейна младшего, через Анри Матисса до реконструкции самой известной картины Дэвида Хокни 1972 года «Портрет художника».
К примеру, композиция фотографии для Вивьен Вествуд полностью взята с картины Теодора Жерико «Плот “Медузы”». У Жерико на картине изображена трагедия: люди после кораблекрушения погибают на плоту от голода и жажды. В работе Барбьери та же самая динамика композиции – такая же мачта, такой же парус, такое же движение – получает совершенно другое прочтение.
И третий сюжет – кино. У него много работ, либо вдохновленных кино, либо являющихся цитатами и даже реконструкциями кадров из фильмов. Очень много Хичкока, фото Кристианы Штайднтен для французского Vogue – явная цитата из его «Птиц», есть отсылка к кубриковской «Лолите», а заканчивается выставка вообще практически полной реконструкцией кадра из фильма «Касабланка».
И если мы держим в голове эти три кода: фотография, живопись и кино, то мы легко можем разгадывать те работы, которые видим. Похожие на стоп-кадры, как будто вырезанные из фильма – это один пласт, чисто фотографичные – совсем другие, там, где появляется цвет и живопись, – за этим явно стоит либо конкретная картина, либо художник, либо атмосфера какой-то эпохи.
«Внутри работ много забавных секретиков, – рассказывает Алиса, – например, один из коллажей – двойной портрет – был вдохновлен детским опытом мастера, когда на листок капаются чернила, потом листочек складывается, и в результате получается двойное изображение. Вот вспоминая про эти кляксы, которые любил делать в детстве, Барбьери придумал этот образ».
Получается, гуляя по этой выставке, мы вроде бы понимаем, что она про моду и про фотографию в мире моды, но если вспомнить, что выставка эта представлена в стенах Центра современного искусства, сразу становится понятно, что организаторам, да и нам, зрителям, прежде всего важен широкий культурный контекст: мы видим не только талантливого фотографа, завораживающие лица, сложную красоту, но и художника с огромным культурным бэкграундом, который умеет с этими знаниями обращаться, по-своему интерпретировать и применять на нужды своего искусства. В этом и есть главное чудо этой выставки. В современном искусстве довольно редко встречаются в одном месте завораживающая очевидная красота и сложные художественные контексты, над которыми надо подумать, которые хочется разгадать.
Кстати, директор фонда Барбьери – Эмануэле с удовольствием признал, что в Арсенале эта выставка, которая уже с успехом прошла в Москве, Калининграде, Владивостоке и Санкт-Петербурге, приобрела новые смыслы, стены Арсенала оказались лучшей оправой для нее. А сам маэстро Барбьери прямо из Милана наблюдал открытие, радовался переаншлагу и слушал приветствия нижегородских зрителей, которые записывал и посылал ему Эмануэле.
18+
