Я всегда прошу место у иллюминатора.
В этот раз я уже уютно расположился, предвкушая полет; причем так совпало, что рядом со мной на двух сиденьях никто не сидел, они остались свободными.
Мне предстоял второй долгий перелет за сутки, я не очень выспался и подумал, что, пожалуй, стоит завалиться сразу на три сиденья и поспать. А то там, на земле, меня уже ждали многочисленные дела.
За пару минут до взлета ко мне подошла крайне огорченная девушка и попросила поменяться с ней местами.
Дело в том, что через проход от меня сидел ее муж и она хотела бы видеть его. Муж в эту минуту равнодушно смотрел перед собой и в переговорах не участвовал.
– Где ваше место? – поинтересовался я.
Место ее оказалось ровно позади мужа, у прохода. Это, конечно же, было огромным расстоянием и вообще – чудовищной разлукой.
У прохода я сидеть не люблю, потому что, к примеру, едва заснешь, кому-то, сидящему посредине или у иллюминатора, захочется прогуляться по самолету, проветриться, омыть руки и лицо. Приходится просыпаться, отстегиваться, вставать. Ждать, когда человек нагуляется, снова садиться, пристегиваться, пытаться заснуть. Пока заснешь, тут и второй куда-то засобирается.
Но как я мог отказать девушке? Я не отказал. Послушный своей судьбе, я поменялся с ней местами.
Рядом со мной на новом месте сидели два огромных мужика и громко разговаривали.
С некоторой тоской я смотрел, как девушка, даже не перекинувшись с мужем взглядом, уселась на мое место у иллюминатора.
Самолет взлетел, она тут же подняла поручни, улеглась на три кресла и тишайшим образом проспала все пять часов.
Я же пять часов слушал гогот и какие-то несусветные истории двух субъектов справа, которые к тому же поднимались и, раскачивая животами, так часто ходили в хвост самолета, словно на дорожку, на посошок, выпили, закусывая его арбузом, несколькими арбузами сразу.
«Какой абсурд!» – думал я, стараясь относиться к произошедшему философски.
У меня вполне получалось.
Когда самолет сел, девушка все так же молча, не глядя на мужа, собралась, и они спокойно вышли, не обернувшись на меня и никак не реагируя друг на друга. Наверное, для контакта им не нужны тактильные ощущения и слова.
Не хочу похваляться, но когда я летаю со своей семьей, нам почти всегда достаются места в разных концах самолета – у нас с женою четыре ребенка, и практически никогда не удается найти шесть мест кряду.
Мы все спокойно рассаживаемся по всему самолету, от мала до велика, и терпеливо переносим сложности пути. Мне в голову не придет кого-то беспокоить – хотя, возможно, это кому-то покажется неправильным.
Я сажусь на свое место в хвосте самолета и смотрю: вот где-то посередине сидит одна дочка, девяти лет, а вот ближе к носу сидит сын, одиннадцати лет, и еще один сын сидит неподалеку, а впереди сидит еще одна моя дочь, и еще дальше – моя жена и, как птица, некоторое время оглядывается назад, а потом усаживается. И спит себе.
Дети не капризничают, потому что у нас так не принято. И мы с женой стоически переносим разлуку, мы привыкли.
Но лечу я тут позавчера по делу, очень утренним рейсом, снова намереваюсь залипнуть на три часа у иллюминатора, и тут ко мне подходит атлетического вида мужчина и говорит:
– Простите, рядом с вами сидит моя жена, она боится летать, не могли бы вы пересесть на мое место?
Понимаете мои сложные чувства? Это ведь так трогательно, когда человек любит свою жену. Тем более что жена сидит рядом и с ласковой улыбкой кивает в знак согласия: да, боюсь, я боюсь, я очень боюсь летать. Или просто кивает.
Жене на вид лет 55. И мужу столько же. Место его оказывается максимально далеко.
Извлекаю из багажного отделения свою сумку и отправляюсь в путь.
Ну, да, как я и предполагал: мое новое место посередине, непосредственно за спиной туалет, кресло не откидывается. Ручную кладь деть некуда.
Некоторое время с заметным воодушевлением и к некоторому недовольству уже усевшихся пассажиров вминаю свою сумку в чужие сумки. Потом забираюсь, как вы уже догадались, между двух мужиков, которые немедленно начинают через мою голову разговаривать о том о сем.
Через пятнадцать минут после взлета начинается паломничество в туалет, которое так и не завершается до самой посадки, мужики разговаривают, локти мне деть некуда, голову преклонить некуда; все как полагается.
Стараюсь относиться ко всему философски, и у меня вполне получается.
Но вот я думаю: во всех этих ситуациях – я веду себя правильно? Или потворствую человеческой безалаберности и бестактности? Хочется понять это. Никак не могу определиться.
