Мобилизованная страна
С 23 июня 1941 года в соответствии с Указом Президиума Верховного Совета СССР в Горьковской области, как и в других регионах, началась мобилизация военнообязанных 1905-1918 годов рождения. То есть под ружье встали вначале люди молодые, до 36 лет.
Только в Горьком было организовано 10 пунктов сбора военнообязанных. Располагались они в школах, на стадионах, в клубах. Через такие сборные пункты ежедневно проходило до тысячи человек. Как сообщалось в справках райкомов партии в обком ВКП (б), мобилизационные планы выполнялись, «настроение среди призывников хорошее». Всего в июне-июле 1941 года было отправлено в воинские части свыше 75 тысяч человек - даже больше, чем предусматривалось мобилизационным планом. Правда, не обошлось без накладок. Как отмечал в своей «Справке о мобилизации в РККА» заведующий военным отделом обкома ВКП (б) В.Липатников, «на призывной пункт Сталинского района в Горьком 25 июня должна была прибыть из Павлова команда... в составе 51 человека. К назначенному сроку явилось всего 8 человек, остальные разбрелись по городу. Все они потом пришли на пункт, но с опозданием на 10-11 часов».
На этот же пункт должны были явиться 26 призывников из Работкинского района. «Явилось более-менее в трезвом виде только 14, - писал Липатников. - 9 человек посажено начальником пункта для отрезвления, 2 человека задержаны для отрезвления в пути. Один человек отстал».
Но кровавая мясорубка войны перемалывала миллионы людей. И в августе 1941 года была объявлена мобилизация военнообязанных 1890-1904 годов рождения и призывников до 1923 года рождения. Иными словами, стали подбирать и 50-летних, и тех, кто им в сыновья годился - 18-летних.
Мобилизовывались не только люди. В 1941-1943 годах в Красную Армию было направлено из Горьковской области свыше 76 тысяч лошадей, почти 7 тысяч грузовых машин и 632 легковушки, 406 тракторов, 171 мотоцикл. Потом дошла очередь и до велосипедов. Всего их было изъято 203.
Транспортные средства конфисковывались у населения в «добровольно-принудительном» порядке. Их владельцы должны были написать заявления о том, что передают их на нужды обороны страны. И они писали.
Собственность государства
Да, приходится констатировать: в войну все население Советского Союза стало собственностью государства. Вот факты. В 1941-1943 годах на оборонные предприятия Горьковской области было переведено и мобилизовано 277,6 тысячи рабочих местной и легкой промышленности. Среди них большинство составляли женщины и подростки, заменившие мужчин, призванных в Красную Армию. Работали они и шоферами, и трактористами, и литейщиками, и кузнецами. Только на Горьковский автозавод пришло в 1941 году более полутора тысяч домохозяек. А в 1943 году их ряды пополнили более пяти тысяч уроженцев Средней Азии, которые, как правило, использовались в качестве подсобников на строительстве и на торфоразработках. Но со временем и они вставали к станкам, осваивали профессии каменщика, плиточника, сварщика, слесаря, плотника, бетонщика...
Стало понятно, что важным резервом в обеспечении промышленности рабочей силой являются ремесленные училища. В них стали призывать, как на фронт. В 1941 году, например, туда было направлено 22,5 тысячи подростков, а в 1944 году в них обучалось уже 30,5 тысячи 13-16-летних ребят.
В северо-восточной части Автозаводского района неподалеку от стадиона «Северный» проходит улица Детская. Названа она так в честь эвакуированных из Сталинграда учащихся ремесленных училищ. Они так и не доучились - их направили работать в цех Горьковского автозавода, где выпускались снаряды для легендарных «катюш». Но сразу же возникла проблема: некоторые подростки были, что называется, метр с кепкой и не могли дотянуться до кнопок управления станком. Пришлось делать специальные трапы.
Виктору Калагину исполнилось пятнадцать, когда он начал свой трудовой путь на главном конвейере автозавода. Собирал «полуторку», броневики, машины для комбатов - ГАЗ-67. Когда американцы наладили поставку комплектов «студебеккеров», «доджей» и «фордов», освоил и их отверточную сборку.
Но тут позарез потребовался водитель. И Виктор стал крутить баранку. Отгонял машины, которые сходили с конвейера, в отдел сбыта, а броневики - на полигон, где пулеметы проверялись на кучность стрельбы. Иногда ему разрешали пострелять, и он представлял, что посылает пули не в мишени, а в гитлеровцев.
Работали тогда по двенадцать часов. Нередко приходилось оставаться и на вторую смену. Но никто не отказывался: давали спецталон на питание.
Женщины и дети стали тем стратегическим резервом, без которого организовать работу в тылу было невозможно. И правительство вместе с местными властями «закручивало гайки». Указом Президиума Верховного Совета СССР от 26 июня запрещался самовольный уход с предприятий и устанавливалась уголовная ответственность за это, а также за прогулы и опоздания. Спустя год руководителям предприятий и организаций было предоставлено право устанавливать обязательные сверхурочные работы продолжительностью от 1 до 3 часов в день. Это касалось и несовершеннолетних. На деле же сверхурочные порой составляли не 3 часа, а гораздо больше. Многотиражная газета ГАЗа «Автогигант» сообщала в октябре 1942 года, что слесари Кузьмин и Невежин 20 часов не отходили от электрограйнера. А когда закончили работу, подошел начальник цеха: «Выручайте. Надо срочно обработать детали, откованные новым штампом». И они опять встали к станкам и две недели подряд не выходили из цеха, спали по 4-5 часов в сутки. В феврале 1943 года токарь 2-го штамповочного цеха М.Бирюков, работая без перерыва 32 часа, выполнил задание на 400 процентов.
Самовольный уход с предприятий стал рассматриваться как дезертирство и карался лагерным сроком от 5 до 8 лет, а дела дезертиров подлежали рассмотрению в военном трибунале. По данным прокуратуры Горьковской области, в июле 1941 года за такие противоправные деяния было осуждено 1218 человек. В феврале 1943 года разыскивалось уже 2544 работников, сбежавших с предприятий военной промышленности. И это не случайно: условия труда и быта здесь были каторжными. Заместитель начальника УНКВД Горьковской области Громадский и начальник политотдела Пейсель 16 марта 1943 года докладывали начальнику политотдела НКВД СССР Иванову: «Происходит это главным образом вследствие бездушного отношения к материально-бытовым нуждам рабочих со стороны хозяйственных и партийных органов некоторых промышленных предприятий... Невероятная грязь, холод в бараках по улице Красноармейской в Дзержинске... С октября 1942 года дрова для отопления не отпускались. Кроватями обеспечены только некоторые, подавляющая масса спит на полу без всяких постельных принадлежностей, в верхней одежде и обуви. Портянки сушить негде. Горячую пищу рабочие получают только раз в день. Растет количество истощенных больных, доставляемых в медпункты нередко в бессознательном состоянии. С 27 декабря 1942 года по 1 февраля 1943 года среди рабочих только цеха N 3 завода N 80 зарегистрировано 9 смертных случаев от истощения. Значительная часть рабочих являются осужденными за прогулы с вычетом 25 процентов зарплаты и уменьшением нормы хлеба на 200 граммов... В результате всего этого и растет дезертирство с завода, а сам завод, несмотря на его большое значение для обороны, превращается в проходной двор. Так, за 1942 год здесь было уволено и сбежало 12600 человек, из них призвано в РККА около 2000 человек».
Все трудоспособное сельское население, в том числе и школьники, начиная с шестого класса, «в порядке трудовой повинности» привлекалось для уборки урожая. Летом 1942 года на полях области работало свыше 120 тысяч подростков. Строили они и оборонительные рубежи. Уклонявшиеся от мобилизации по приговору суда могли подвергнуться принудительным работам на срок до одного года.
Трусость каралась смертью
В соответствии со статьей 193-й Уголовного кодекса РСФСР, который действовал в те годы, наказанием за дезертирство была высшая мера. Однако те, кто оставлял расположение своих воинских частей, надеялись, что им удастся избежать пули от своих. И их надежды в какой-то мере оправдывались. Д.Дегтев и М.Зефиров в своей книге «Всё для фронта?» приводили такие цифры: за годы войны общее количество дезертиров составило 1,7 миллиона человек, из них 150 тысяч было расстреляно. Тем, кто не совершал других преступлений, искренне раскаивался, давали шанс искупить свою вину в бою с врагом. Многие из тех, кто получил лагерный срок, на Колыму не попали. В 1942 году, например, из 5007 осужденных 3360 человек были направлены в штрафные роты. Те, кто отличился, кого не сразила фашистская пуля, были освобождены от наказания, получили ордена и медали.
Но что заставляло людей уклоняться от исполнения священного долга – защищать Родину? Вряд ли это можно объяснить только трусостью. Другими побудительными причинами были раскол в обществе, массовые репрессии. Пострадавшие от советской власти не хотели гибнуть за интересы тех, кто их преследовал.
Некоторые просто завидовали тем, кто не подлежал призыву в Красную Армию. Такая бронь распространялась на учёных, деятелей культуры и искусства, знаменитых спортсменов. Только в Москве количество не подлежащих мобилизации составляло около 45 процентов от общего числа военнообязанных. В Горьком – 26 процентов, но это объяснялось, тем, что большинство населения работало на оборонных предприятиях. И так получилось, что среди мобилизованных преобладали сельчане. Именно они несли все тяготы войны, и именно вклад крестьянства в Победу над врагом был самым, пожалуй, ощутимым.
Были, разумеется, и такие красноармейцы, кто сознательно оставлял свою часть и промышлял бандитизмом, убивая ни в чем не повинных людей. Они верили, что победит фашизм. Но были и те, кто просто отстал от эшелона, в котором везли на фронт. Они тоже загремели под фанфары.
В июле-октябре 1941 года за уклонение от призыва было осуждено 150 горьковчан. В 1942 году военный трибунал Горьковской области осудил, по разным источникам, от 1370 до 5634 человек. Сколько из них было расстреляно, точно неизвестно: то ли 58, то ли 370. Зато есть точная статистика, когда наметился коренной перелом в войне. Число дезертиров тогда резко снизилось. Во второй половине 1943 года трибунал рассмотрел всего 232 дела, а с января по май 1944-го - 110.
Основная масса тех, кто бросал оружие и окопную жизнь, кто страшно боялся за жизнь собственную, оседала в сельской местности. Там верили, что они отпущены домой после ранения или болезни, устраивали на работу. Ф.Х. Салехетдинов дезертировал с фронта 1 ноября 1941 года и до апреля 1942 года спокойно проживал у себя дома - в деревне Мало-Рябушкино Кзыл-Октябрьского (ныне Краснооктябрьского) района. Более того, «он осмелел настолько, что даже занялся... спекуляцией. Скупал в своей деревне махорку, увозил ее в Горький, там продавал. Из Горького привозил мануфактуру».
В начале 1942 года в Гагинском районе банда дезертира Жукова нашла себе пристанище у села Шарапово. Бандиты буквально терроризировали местное население, и начальник Салганского отделения милиции Николай Сергеев возглавил оперативную группу по их задержанию. В завязавшейся перестрелке и Жуков, и Сергеев получили смертельные ранения. Остальные члены банды были задержаны.
Летом того же года начальник отделения милиции Шахунского районного отдела НКВД Павел Подуздиков и участковый уполномоченный Леонид Уржумов на окраине села Верховское были убиты двумя вооружёнными автоматами дезертирами. Это вызвало соответствующую реакцию со стороны НКВД. Была объявлена охота на дезертиров. Милиция и военкоматы регулярно устраивали облавы. Документы проверялись повсюду: на железнодорожных станциях, пристанях, даже на танцевальных площадках.
Дезертиров в Горьковской области вылавливали даже после победного мая 1945 года. Но они уже не представляли такой опасности для населения, как раньше. Это были существа, близкие к умопомешательству, потерявшие человеческий облик.
* * *
Во время войны действуют законы военного времени. Это – аксиома. Да, война изломала судьбы многих. Многие погибли. Солдаты – в бою. Трусы и предатели – от пули в затылок. Труженики тыла – от болезней, недоедания, тяжелого физического труда, от постоянного стресса, когда таких нагрузок просто не выдерживало сердце. Была суровая необходимость отдавать все свои силы и даже жизнь победе над врагом.
