Совсем не Раскольников
– Ты не должна ему улыбаться. Просто уверенно смотри в лицо, – следователь Сергей Андреев дает мне последние наставления и быстро спускается по ступенькам в подвал. Я едва поспеваю за ним, но слушаю внимательно. Мы идем на допрос. Сейчас я увижу убийцу. Первый раз в жизни так близко от себя. И он окажется совсем не таким, как я представляла, не книжным, совсем не Родионом Раскольниковым…
Мы в подвале милиции Автозаводского района, или как теперь, наверное, это будет называться по новому закону – районного полицейского участка. Сюда доставляют всех, кто совершил преступления на территории района. И жулики проводят здесь первые дни, пока им не предъявлено обвинение. Затем их либо отпускают, либо берут под стражу и переправляют в СИЗО. А затем привозят на допрос.
В день моего “дежурства” в следственном комитете допрашивали жителя Москвы, приехавшего в наш город на криминальные каникулы.
Вообще-то я просила дежурить в прокуратуре. Но дело в том, что эти два ведомства тесно переплетены – еще три года назад следствие являлось частью прокуратуры. В 2007 году следственный комитет России был выделен в отдельную структуру: теперь он занимается расследованием преступлений, прокуратура – надзором. Но территориально, например, в Автозаводском районе, обе структуры так и остались в одном здании. Так что мне посчастливилось понаблюдать как за работой прокуроров, так и за работой следователей.
Под свою “опеку” меня взял помощник прокурора Автозаводского района Алексей Космачев. Алексею Валерьевичу – 27 лет. У него голубые глаза, поэтому ему очень идет синий китель. В прокуратуре он работает шесть лет – пришел, когда еще учился на последнем курсе университета. До того, как стал помощником прокурора, сам несколько лет работал следователем. Так что все фазы работы с преступниками – от задержания до отправки по этапу – знает не понаслышке.
– Сейчас ты отправишься со следователем Андреевым на допрос, – обрисовывает мне мой “рабочий день” Алексей Космачев. – Затем поедешь в суд знакомиться с работой гособвинителей.
Я согласно киваю.
Просто жулики
Следователи следственного комитета занимаются только тяжкими и особо тяжкими преступлениями. Это убийства и изнасилования. А расследованием краж, разбойных нападений и других менее тяжких преступлений – милиция.
Всех своих задержанных – и убийц, и педофилов, и коррупционеров – следователи называют одним словом “жулик”. Меня это смешит. Кажется, что этот человек что-то своровал, сжульничал. Но на языке правоохранителей жуликом оказывается даже маньяк-убийца.
На протяжении всего времени, пока жулики находятся под следствием, им присваивается определенный статус. Только задержали – подозреваемый в преступлении, предъявили обвинение – обвиняемый, предстал перед судом – подсудимый, отправился на зону – осужденный. И официально их можно называть только так. В нашей стране существует презумпция невиновности, и назвать человека убийцей или просто преступником можно только после обвинительного приговора суда.
Чувствовала дыхание преступника
Как объясняет мне следователь Сергей Андреев, сегодня он должен познакомить подследственного с материалами уголовного дела. Расследование по нему закончилось. Все допросы, и обвиняемых, и свидетелей, уже прошли, на место преступления с жуликом выезжали, и теперь, прежде чем дело передадут в суд, следователь должен познакомить с ним обвиняемого.
Вообще-то обвиняемые самостоятельно читают материалы уголовного дела, иногда на это уходит несколько дней. В нашем случае обвиняемый другой национальности и по-русски читать не умеет, поэтому следователь лично знакомит его с материалами дела, в присутствии переводчика…
Комната, где следователи общаются с фигурантами уголовных дел – совсем небольшая. Точнее, их две. В одной проходят допросы. В ней находится клетка, куда милиционеры помещают жулика, а впритык к ней установлен стол, за которым сидит следователь. Все так близко, что, кажется, преступник вот-вот просунет сквозь решетку свою волосатую руку и схватит “гражданина начальника”. Соседняя комната отделена большим стеклом. Из клетки не видно, кто в ней находится. Но по другую сторону стекла все прекрасно видно. В нее приводят для опознания пострадавших и свидетелей.
…Следователь Андреев выглядит очень молодо, и я постоянно забываю называть его по отчеству. На самом деле он работает уже несколько лет и является старшим следователем. Мне нравится, как он ведет себя на допросе. Перед ним стоит человек, который подозревается в совершении нескольких убийств, а он разговаривает с ним, даже не повышая голоса. Но при этом очень уверенно, строго и подолгу глядит в упор.
Я первый раз вижу так близко от себя преступника. Я даже слышу, как он вздыхает при прочтении некоторых мест, где, например, идет речь о подготовке разбойного нападения, и отворачивает лицо. А потом парень начинает слегка улыбаться и рассматривать меня…
В поисках правды
Следующим пунктом программы моего дежурства был суд. Как мне объяснил Алексей Космачев, у прокуратуры две функции – надзор и гособвинение. Надзор касается всего законодательства. Ущемляют, например, гражданина на работе, уволили без причины, отпускные не выплатили – можно прийти в районную прокуратуру и написать заявление. По нему проведут проверку, и если окажется, что работодатель нарушил трудовое право – вынесут ему взыскание.
Вторая функция – гособвинение. На суде прокурор должен доказать, что подсудимый виновен в преступлении и должен понести наказание. Контраргументы выдвигает адвокат, а затем судья выносит решение.
В суде Автозаводского района, где я побывала, рассматривалось дело о милиционерах, которые на допросе отбили почки задержанному мужчине. Суд по этому делу начался уже давно. В тот день шел допрос свидетелей. Все было слишком спокойно и даже как-то затянуто – совсем не так, как эмоционально проходят телевизионные суды. Допрашиваемые постоянно путались в показаниях и никак не могли вспомнить, что же они все-таки делали в день преступления. Когда их совсем уж “заносило”, в дело вмешивался прокурор и напоминал им, что на допросе они говорили совсем другое.
Я смотрела на судью, и мне казалось, что она скучает от происходящего в зале. Она часто смотрела в окно и даже как будто не слушала. Но вдруг в какой-то момент задавала вопрос, который ставил допрашиваемых в тупик. Они начинали что-то лихорадочно вспоминать, и я понимала, что канва разговора ни на одну секунду не ускользала от судьи.
Сыщик с ксероксом и дрелью
В конце “трудового дня” мне доверили поработать с уголовным делом банды, одним из участников которой как раз и был тот “человек из подвала”. Десятки томов этого уголовного дела занимали весь кабинет следователя: документы лежали на столе, стульях, подоконнике и даже на полу.
На протяжении нескольких месяцев все материалы по делу аккуратно собирались и подшивались следователем. Многие из бумаг и документов многократно скопированы, так понимаешь, что работа сыщика – это далеко не всегда поиск преступников и допрос с пристрастием. Иногда им приходится часами стоять у копировальной техники. Затем каждую страничку тщательно пронумеровать и прошить. Кстати, дырки для шнурка иногда приходится сверлить дрелью.
Я делала опись томов уголовного дела, составляла так называемое краткое содержание каждой папки. После этого уголовное дело отправляется на подпись к прокурору района. И если у “ока государева” не будет к его содержанию претензий, следователь может вздохнуть свободно: его работа окончена, и рассмотрение этого дела продолжится теперь в зале суда.
Больше всего мне хотелось поучаствовать в самой “романтичной” части работы следователя – в выезде на место преступления или задержании преступника. Но в день моего дежурства на Автозаводе, как назло, было спокойно – ни одного крупного преступления. Но я недолго расстраивалась. Мои наставники пообещали, что обязательно возьмут меня на “заявку” или “на труп”, как это звучит на профессиональном сленге. И это, надеюсь, будет история уже для другой публикации.
