Спасительная пересадка

Год назад в Нижнем Новгороде прошла первая операция по пересадке печени. Мы стали пятым городом, где проводят подобные трансплантации. Цирроз перестал быть приговором. За год было сделано семь операций. Если бы не пересадка, никого из тех семерых больных сегодня уже не было бы в живых. Но для города-миллионника это очень мало.

Смертельно больных людей гораздо больше. Более 70 нижегородцев нуждаются в новой почке, более 40 – в печени. Врачи-трансплантологи уверены, что могли бы помочь многим – хватает и сил, и знаний, и федеральной квоты. Не хватает только одного – донорских органов. Многие нижегородские больницы пока не спешат работать в этом направлении…

Отвел себе два года

…Александр Константинович уже ложился спать, когда заиграл мобильник. Звонили из больницы:

– Появился необходимый орган. Вполне возможно, что он подойдет именно вам. Будьте готовы.

На семейном совете они уже не раз проговорили, как будут действовать, когда позвонят из больницы. Первым делом – оповестить сына, который повезет его, чтобы был наготове. Затем быстро собрать все необходимое и ждать подтверждающего звонка.

Это был уже третий раз, когда его просили пребывать в готовности номер один. Первые два раза закончились отбоем. Спустя время звонили из больницы и говорили, что, к сожалению, операции не будет, донорский орган не подходит. Сын завозил машину в гараж, сумку отставляли в сторону…

И снова тянулись дни ожидания. И снова не давала покоя мысль, а вдруг организм устанет и сдастся раньше, чем появится спасительный орган.

В этот раз подтверждающий звонок раздался.

– Сегодня будет операция, – произнесли на том конце провода. – Срочно приезжайте.

С этого момента для Александра К. начался обратный отсчет времени. Печень умирает быстро. Врачи предупреждали – на все будет шесть часов. За это время он должен добраться от Арзамаса до Приволжского окружного медицинского центра – единственного места в Нижнем Новгороде, где занимаются пересадкой органов, провести предоперационные манипуляции и сказать “с Богом”, ложась на операционный стол.

Бригада трансплантологов за это время должна съездить на донорскую базу, где судмедэксперт уже констатировал смерть пациента, провести изъятие органа, которое тоже займет пару-тройку часов, и привезти его в специальном контейнере в больницу. Все рассчитано по минутам. Любое промедление может сказаться на результате операции.

К счастью, все прошло хорошо. Александр Константинович стал вторым пациентом, которому в нашем городе пересадили печень от умершего пациента. Теперь он пьет по одной таблетке в день и с волнением вспоминает историю своей болезни:

– Я заболел как-то неожиданно для самого себя. Вдруг ни с того ни с сего начал расти живот. Что такое? Ничего не болит, просто живот растет и все. Когда стал задыхаться – обратился к врачу. После обследования в местной ЦРБ стали готовить к операции. Но предполагаемый диагноз не подтвердился. Разрезали, а там – цирроз печени. Оказывается, десять лет назад где-то подхватил гепатит, который все это время никак себя не проявлял.

– Я тогда себе отвел два года, – продолжает мужчина. – Хотя слабел с каждым днем очень быстро. Знал, что выхода для меня нет. Мне говорили, что спасти может только пересадка печени. В Германии, например, такие операции делают очень часто. Но разве я мог найти сотни тысяч евро, чтобы ехать туда оперироваться? И вдруг оказалось, что можно в Нижнем и бесплатно…

Пик хирургии

Операции по пересадке печени в Нижнем Новгороде делает только бригада под руководством хурурга Владимира Загайнова. Он же четыре года назад первым начинал делать и трансплантацию почки. В Европе подобные операции давно поставлены на поток. Нашим докторам пришлось проламывать стену непонимания: сначала в чиновничьих кабинетах, потом среди коллег, а потом и среди обычных горожан. В итоге – мы отстали от развитых стран на два века.

– Вы когда-нибудь видели, как умирают молодые люди, а ты ничем не можешь им помочь? – отвечает Загайнов вопросом на вопрос, когда я интересуюсь, почему он с таким рвением отстаивает трансплантологию. – Приходите, посмотрите. Есть масса заболеваний, при которых больного может спасти только пересадка. Другого шанса выжить у него просто нет. И знаете, это самые благодарные операции – тебе в операционную заносят умирающего человека, а через несколько дней он отправляется на своих ногах домой. Помню молодого человека из Уреня с почечной недостаточностью. На гемодиализ в Нижний ему приходилось ездить через день. Сутки дома отлежится – и снова сюда. И это в 26 лет! Мать отдала ему свою почку. Сейчас он живет полноценной жизнью.

Учиться трансплантации нижегородские врачи ездили в Германию. В 2006-м начали пересаживать почку. В 2008-м – первая попытка пересадить печень. Трансплантацию этого органа специалисты называют пиком хирургии – выполнить ее технически сложнее пересадки сердца.

– Брат отдавал своей сестре половину печени, – вспоминает главный трансплантолог региона Загайнов. – Больная была очень тяжелой. Спасти девушку не удалось. Тогда коллеги из Германии посоветовали нам набраться опыта на резекциях. Целый год мы делали их одну за другой. И снова вернулись к пересадке.

Врачи-потрошители

Орган для трансплантации можно получить двумя способами. Либо от родственника: близкий человек отдает часть печени – этот орган устроен таким образом, что через непродолжительное время снова вырастает до нужных размеров. Либо – от трупа. Случаев, когда мама отдала ребенку почку, или дети родителям – в Нижнем уже много. С печенью сложнее. И родственники находились, что готовы были жертвовать, но их печень не подходила больному по каким-либо критериям. Остается – трупное донорство. И вот тут-то и выявилось больше всего проблем.

– Все крупные государственные и муниципальные больницы города, которые оснащены оборудованием для диагностики смерти мозга и имеют хирургические отделения, определены быть донорскими базами, – отмечает глава городского департамента здравоохранения Владимир Лазарев. – Как только у них появляется потенциальный донор, они должны сообщить об этом в Приволжский координационный центр органного и тканевого донорства.

– Но половина этих больниц ни разу не сообщила нам о наличии у них потенциального донора, – вздыхает Владимир Загайнов. – Такое чувство, что это просто тихий саботаж.

– Я понимаю, трансплантация должна развиваться, – на правах анонимности пооткровенничал с нами один из докторов этих клиник, – но в нашей стране столько юридических нюансов, устанешь от прокурорских проверок. Например, в России действует презумпция согласия. То есть врачи не обязаны спрашивать у родственников погибшего согласие на изъятие органов. Если только те сами не заявят, что при жизни их близкий высказывался против трансплантации. Вроде есть презумпция согласия, но эти же родственники по судам затаскают, если узнают, что их близкий лежит в гробу “пустой”. Добавьте сюда, что реаниматологи получают за ведение донора копейки, а головной боли, в случае чего, на миллион. А если еще повторится московская история...

Если кто не знает, речь идет о громком судебном процессе над “врачами-потрошителями”. В 2003 году в МУР поступила информация, что врачи больницы №20 начинают извлекать органы для пересадки еще до того, как больной умер. Оперативники нагрянули в операционную в тот момент, когда над больным, по документам уже умершим, по данным милиции еще живым, был занесен скальпель. Несмотря на то, что приехавшие вместе с операми реаниматологи из другой клиники вернуть пациента к жизни не смогли, было возбуждено уголовное дело. История имела огромнейший резонанс. СМИ пестрели заголовками об убийцах в “белых халатах”. Трансплантология была парализована. Количество операций снизилось до нескольких десятков на всю страну. Боясь уголовного преследования, донорские центры отказывались поставлять органы. Больные из “листа ожидания” потихоньку умирали.

Суд трижды – после неоднократных кассаций прокуратуры – оправдал эту бригаду врачей. В ходе судебного процесса было доказано, что мозг больного в момент операции был уже мертв. А по инструкции Минздрава в этом случае забирать органы пациента разрешено. На третье оглашение приговора подсудимые пришли с вещами – в положительный исход событий никто из них уже не верил. Но потом… В Мосгорсуде не припомнят, чтобы еще когда-либо оглашение приговора сопровождалось аплодисментами.

Несмотря на оправдательный приговор, образ трансплантолога как врача-потрошителя уже отпечатался в сознании обывателя. А врачей-реаниматологов до сих пор не оставляет страх стать фигурантом криминальной хроники.

Растащат на “запчасти”

В кабинете главного врача больницы №12 Вячеслава Лазарева стоит дерево жизни. Его подарили благодарные пациенты с пересаженными органами.

– Мы занимались и будем продолжать заниматься донорством, – говорит главный врач. – Весь 2009 год мы прорабатывали эту тему, ее юридическую сторону. Схема четко отработана, каждый этап. У нас очень строгие инструкции по диагностике смерти. За процессом наблюдает и все документирует специальная комиссия.

Обычные горожане к трансплантологии пока относятся неоднозначно:

– Если бы моего родственника растащили на “запчасти”, никто не переубедил бы меня, что доктора не убили его специально, – говорит менеджер по продажам Екатерина. – В нашем мире все всегда становится предметом продажи. Однажды и органами начнут торговать…

– Даже говорить о трансплантологии неэтично, – горячится 25-летний строитель Андрей Ярков. – Ведь когда кто-то так сильно ждет себе орган на замену, значит, он ждет чьей-то смерти...

– О трансплантации нужно говорить как можно чаще, – уверен в свою очередь отец Олег, служитель Печерского монастыря. – Когда люди жертвуют свои органы, даже после смерти – это высшее проявление любви. Главное, чтобы они не стали предметом торговли. Все должно быть добровольно и бесплатно. И обязательно спрашивать у родных погибшего право на трансплантацию его органов.

– Я бы очень хотел узнать, кто тот человек, который спас меня после своей смерти, – признался нам Александр К. – Кто он – мужчина, женщина, старый, молодой? Может быть, я мог бы помочь его родственникам? Я приставал к врачам с этими вопросами, но они лишь разводят руками. Знать реципиентам, кто стал их донором – не положено.