Обычно это бывает так: человек, знакомящийся со мной, вдруг начинает добродушно, но чуть хитро улыбаться, как будто знает обо мне что-то такое, что не известно никому или известно очень ограниченному кругу лиц. «Меня не проведешь, мы тут справочку навели», – примерно такой вид у человека. И он, не убирая улыбки с лица, со знанием дела задает вопрос: слушайте, а почему вы назвали себя Захаром?
Как воспитанный человек я не могу сказать вопрошающему то, о чем уже написал здесь выше: что примерно три или четыре тысячи раз я отвечал на этот вопрос, причем происходило это публично, примерно в ста телепрограммах, в трехстах радиопередачах, в тысячи моих интервью для газет и журналов. И в паре своих книг я тоже об этом сообщил.
Удивительна, однако, во всей этой истории не моя привычка из раза в раз честно объясняться. Несколько озадачивает то, что вполне, казалось бы, образованные люди смотрят на сам факт наличия псевдонима как на нечто из ряда вон выходящее.
Но, друзья мои, я, к примеру, учился и долгое время жил в городе, который назывался Горький. Имя город получил в честь величайшего мирового писателя, который подписывал свои книги – Максим Горький. Звали его на самом деле Алексей Пешков.
Я читал много текстов Горького и, к слову сказать, не помню ни одного его интервью, где у него спрашивают: «Слушайте, а почему вы Максим, вы же Алексей! Да и фамилия у вас другая. Вы что-то скрываете?»
Для образованных людей той эпохи наличие псевдонима у литератора было вещью обыденной. Русский дворянин, поэт, писатель, философ Андрей Белый – на самом деле Борис Николаевич Бугаев. Сын русского портного и русской крестьянки поэт, писатель Федор Соллогуб – на самом деле Федор Кузьмич Тетерников, верней Тютюнников (отец Сологуба был внебрачным сыном дворянина). Польский шляхтич по отцовской линии и русак, внук коллежского секретаря по материнской писатель Александр Грин – на самом деле Александр Стефанович Гриневский. У поэтического кумира начала века Игоря Северянина, родившегося в семье офицера-аристократа, настоящая фамилия была – Лотарев.
Автор романа «Живые и мертвые» и стихотворения «Жди меня» Константин Симонов – тоже никакой не Константин, а Кирилл Симонов. Он был бесстрашным военкором, близко общался со Сталиным, заработал четыре Сталинские премии, с Брежневым так вообще пил порой ночь напролет. Симонов оставил очень серьезные и глубокие мемуары, но нигде там не написано, как однажды Сталин, нацелившись в Симонова своей дымящейся трубкой, вдруг с характерным, наводящим ужас акцентом спросил: «А почему товарищ Симонов вдруг решил поменять себе имя?»
Почему не написано? Потому что этого не было и быть не могло.
Во-первых, Сталин был начитанным и образованным человеком. Во-вторых, он сам носил другую фамилию, равно как Ленин или Троцкий. Все они были не просто профессиональными революционерами, но и пишущими людьми и псевдонимы выбирали себе не только из конспирации, но и в силу определенной русской литературной и журналистской традиции. Потому что началось все это, естественно, не с Максима Горького, а куда раньше.
Скажем, современник Пушкина писатель, декабрист и блистательный воин Александр Александрович Бестужев подписывал свои тексты – Марлинский. В западной литературе – та же самая история.
Когда Максим Горький выбирал себе псевдоним, он мог назваться поначалу не Горький, а Горемыка – это подошло бы его ранней прозе больше. Но, видимо, юный Алексей Пешков ознакомился с текущей литературной ситуацией и выяснил, что на тот момент у нас писали тринадцать сочинителей под псевдонимом Горемыка, в основном литераторы-народники.
Может, оно и к лучшему, что Пешков сделал иной выбор, иначе Нижний Новгород назывался бы долгое время – город Горемыка. Вообразите себе объявление в поезде: «Железнодорожный вокзал Горемыка. Станция конечная!» Выходить не захотелось бы.
Помимо литературной истории у псевдонимов есть еще и другая – музыкальная. Поэтому едва ли открою какой-то секрет, если сообщу, что отца русского панк-рока, лидера группы «Гражданская оборона» Егора Летова звали на самом деле Игорь. Что культовый рэп и рок-музыкант, фронтен группы «25/17» Андрей Бледный – на самом деле уроженец Омска Андрей Позднухов. Что молодой, но тоже имеющий уже статус культового рэпер Хаски – это Дмитрий Кузнецов из Улан-Удэ. Что уроженец Криворожской области Типси Тип – это Алексей Антипов. Что, продолжим, нижегородский рок-бард Полковник никаким Полковником не был и звали его Алексей Хрынов. Что Чиж, уроженец города Дзержинска Горьковской тогда еще области, не птица, а великий русский блюзмен Сергей Чиграков.
Есть, наконец, и четвертая составляющая у истории с псевдонимами – помимо литературной, революционной, журналистской, музыкальной. А именно: военная. Имеющие уже полумифический статус, вошедшие в песни и в книги Арсен Павлов и Михаил Толстых известны миллионам под своими позывными – Моторола и Гиви.
С Гиви мы были просто знакомы, а с Моторолой дружили. И я вам скажу, что Арсена все, а не только однополчане, называли Мотор, а близкие – Мотик. И я точно не могу себе представить, чтобы кто-то у него спросил: слушай, а что ты Мотор, Мотик, ты же Арсен!
Есть и другие примеры, но этих, думаю, достаточно.
Что до меня, то, ни в коем случае не сопоставляя себя ни с кем из вышеназванных, хочу в очередной раз объясниться. По паспорту я Евгений Николаевич Прилепин, сын Николая Семеновича Прилепина и Татьяны Николаевны Нисифоровой. Крещен был как Евгений.
Прадеда моего звали Захар Петрович Прилепин. В советские годы имя Захар было крайне редким, и оттого оно меня с самых ранних лет удивляло своим непривычным звучанием. Да и не только меня: одноклассники и друзья моего отца тоже называли его Захаром; я это слышал в детстве, был удивлен и, более того, очарован.
Поэтому, когда я работал в ОМОНе и ездил в командировки на Кавказ, я немедленно взял себе позывной Захар. Поэтому, когда я был оппозиционером и нацболом, я подписывал свои статьи в революционной «Лимонке» – Захар. Поэтому, когда я создал свою музыкальную группу и начал петь и сочинять песни, я тоже пел их и сочинял как Захар. Поэтому сейчас на Донбассе, где я служу заместителем командира батальона спецназа, у меня тоже позывной Захар. Поэтому на обложке моих 17 книг (и десятков их переводов на мировые языки) значится «Захар Прилепин».
Я привык к этому имени, и меня все зовут Захаром, помимо детей, которые зовут меня «папа», матери, которая зовет меня «сын», и жены, которая не скажу как меня зовет.
В основе всей этой истории русская литература, русские революционеры, русская музыка и русские полевые командиры. Ничего сложного и ничего нового. Это вообще не стоит вопросов. Но если меня спросят еще раз – я отвечу, мне не сложно. Только не знаю, с какого места начать – с Горького, с Джугашвили или с Моторолы.
Впрочем, когда меня сегодня с утра спросил младший сын, который занимается футболом, отчего на поле пацаны во время тренировок или игры всегда зовут друг друга по прозвищам, когда есть имена, я вспомнил другой ответ.
Кажется, эта привычка уходит в древнейшие времена, когда охотники и бойцы брали себе второе имя, чтоб отвести удар и спастись, пока демоны ищут не его, а кого-то другого. Кажется, в этом тоже что-то есть.