Разделение полномочий
Основная масса жалоб членам ОНК – на несправедливость приговора. Но такие петиции отсекаются. Член наблюдательной комиссии обязан смотреть за тем, что происходит за решеткой, а не в суде. Тем более что на это есть адвокат.
По делу большая часть жалоб на медицину, нарушение трудового законодательства и, конечно, на пытки и насилие. Также огромный поток писем об отказах в свидании с родственниками и задержании корреспонденции. Кстати, мне как-то раз приходилось общаться с женщиной цензором одной из варнавинских колоний. Та без стеснения заявила, что после каждого дежурства они брали самые интересные с их точки зрения письма, чтобы потом читать соседям на завалинке...
Отдельная тема - отказы в УДО (условно-досрочном освобождении). Этим занимается суд. Процедура инициируется по ходатайству заключенного. Администрация колонии собирает на него характеризующий материал. Ходатайство также рассматривается на комиссии исправительного учреждения, где принимается решение, будет ли администрация рекомендовать освобождение своего подопечного на суде или нет. Вот здесь члены ОНК и могут подать голос, ознакомившись с кандидатом и его биографией. И помочь выявить действительно исправившихся заключенных, не обращая внимания на «вкусы» администрации колонии.
Тюремно-страховой лохотрон
Последнее новшество – тюремное страхование. Около года назад на уже печально известном портале появилась информация о возможности застраховаться от пыток за решеткой и других тюремных несчастий за 7 – 8 тысяч рублей в год. Там же это новшество долго обсуждалось. Закончилось заявлениями многочисленных жертв мошенничества. При ближайшем рассмотрение это оказалось грандиозной аферой, в которой оказались замешаны не только страховщики, но и правозащитники. Например, идеолог того же портала.
На практике выходит, что доказать страховщику наличие пыток невозможно, так как страховым случаем считается только вред, наступивший в результате противоправных действий сотрудников ФСИН. Более того, если это все-таки удастся доказать, государство обязано возместить ущерб и без всякой страховки. Тысячи людей, родственников сидельцев, отдали кровные рублики предприимчивым страховщикам и их агентам, среди которых оказались и мошенники, представлявшиеся правозащитниками. Тем временем страховые компании получили миллионные прибыли от продажи таких полисов. Иначе как вопиющим цинизмом это назвать нельзя. Как можно наживаться на родственниках заключенных, для которых любая возможность помочь сидельцу – зачастую лишний шанс продлить ему жизнь.
- Это завуалированная форма мошенничества, - говорит Хабибрахманов. - Заключенные обрадовались, что смогут получить около 800 тысяч рублей компенсации. Но подтвердить страховой случай в компании они не могут. Мало того, к нам в Нижний приезжал некий товарищ, который предлагал членам ОНК быть страховыми агентами и получать с этого процент! По закону вроде все гладко – мы бы выступали не как общественники, а как частные лица.
Но это, извините, форменное скотство: человек ко мне со своей бедой обращается, а я ему буду полис впаривать! Тем не менее, я спросил этого господина, как они будут проверять страховые случаи? Он ответил, что «обратятся во ФСИН». На моей долгой практике ни разу оттуда не пришло подтверждения, что их сотрудники кого-то били и пытали. Это ведомство никогда не признается в своих грехах! Мало того, если мы, общественники, сможем сами доказать применение пыток и будет возбуждено уголовное дело в отношении конкретных сотрудников и доказана их вина, то человек через суд получит компенсацию от государства. Для этого не нужно быть застрахованным! Теоретически, если заключенный как-то все-таки сможет доказать факт пыток в страховой компании, та потом будет судиться с государством, чтобы компенсировать выплату. Но деньги со страхового полиса страховщик получает в любом случае. Самое противное, что заключенным и их родственникам страховые агенты не говорят, что применение пыток им предстоит доказывать.
Кстати, в Нижегородской области лишь единицы смогли доказать пытки в исправительных учреждениях. Там все под контролем администрации, ведь зэка не повезешь в бюро судмедэкспертизы зафиксировать побои. Это делают в санчасти колонии, где даже если травмы и «сняты», то бумажка в любой момент может потеряться... А ведь заключение врачей – основа доказательной базы в таких делах. Зато подобные «подвиги» полицейских расследуются гораздо проще.
Часто бывает, что мы получаем жалобу от человека, а его закрывают в ШИЗО или ПКТ, и он от нее быстро отказывается. И свидетелей тоже не найдем. И какая здесь страховая выплата? В появлении подобной «страховой услуги» я вижу два варианта: либо ее лоббисты вообще не понимают в тюремной сфере, либо это умышленное введение в заблуждение. А это статья УК. Пару месяцев назад родственник заключенного, который попался на эту удочку, написал на форуме сайта «Гулагу.нет», что он ничего со страховой получить не смог. Это сообщение было удалено.
Занимательная психология
Возвращаясь к нашим предыдущим публикациям, здесь уместно вспомнить о тюремной психологии. Мотив обращения в ОНК всегда один – человеку хочется комфортного существования. Даже за решеткой. Мало того, он хочет всегда большего.
- Когда людей пытают, они хотят, чтобы их не трогали. Когда людей не пытают, они хотят, чтобы их хорошо кормили. Когда их хорошо кормят, они хотят лучших бытовых условий, увеличения количества свиданий и других послаблений. Посему многие жалобы мы отсекаем. Плохая кормежка и низкое качество одежды – не нарушение прав человека. А вот пытки и избиение – нарушения.
Здесь уместно лишний раз поговорить о роли ОНК. Она выступает неким регулятором – разруливает конфликты между заключенными и администрацией до того, как они превратятся в тюремный бунт, так было в Копейске.
- Да, мы не смогли доказать, что в прошлом году в первой колонии было массовое избиение заключенных. Хотя нам поступило более 20 жалоб, что в колонию зашел спецназ УФСИНа, и всех избили. Видеозапись отсутствует, половина заявителей сразу же отказалась от своих жалоб, но туда прибыла комиссия по правам человека при Президенте РФ, начальство колонии наказали за то, что они не фиксировали проведение обысковых мероприятий и телесные повреждения. Ситуацию в колонии мы разрядили!
Получается, что через нас заключенные могут выпустить накопившийся негатив. На мой взгляд, начальники колонии, которые воспрепятствуют работе наблюдательных комиссий – абсолютно не дальновидны. Они сами себе роют яму, ведь мы разряжаем атмосферу в колониях. Тем более что к нам заключенные испытывают доверие: они знают, что мы не люди в погонах, не подчиняемся администрации и можем реально помочь.
Бывали случаи, когда на нас выходили представители воровского сообщества и благодарили за то, что после нашего появления в колонии стало спокойнее, сотрудники прекратили беспредел, хотя мы там и не сделали ничего особенного. Даже просто периодические посещения имеют реальный результат.
- Может, именно поэтому в адрес ОНК можно слышать обвинения в связях с криминалом?
- Это происходит постоянно, и мы уже не обращаем внимания. Дело в тотальной правовой безграмотности работников ФСИНа и правоохранителей. Они толком не знают, что такое ОНК, права человека и т.д. Они привыкли мыслить теми категориями, в которых живут: есть плохие воры, есть хорошие парни, которые с ними борются, и есть какая-то пятая колонна «цэрушники». Мы для них где-то между первыми и последними... Многие думают, что нас финансируют воры в законе, другие – что ЦРУ, третьи – и те, и другие. Понять, что для кого-то это форма жизненной деятельности, они не могут.
- Может, подобные мысли возникают из-за адресной помощи?
- У нас нет конкретных людей, которых мы защищаем, конкретных колоний, на которые мы обращаем пристальное внимание. Исключение 14-я колония, где действительно все плохо. Но там и криминальных авторитетов-то нет... Мы целыми днями курсируем по исправительным заведениям, и сконцентрироваться на одном из них у нас просто нет возможности.
В диком краю
Поскольку мне приходилось работать по злоупотреблениям стражей порядка в Чечне, меня заинтересовала ситуация с ОНК в этом регионе. Так как механизмы, которые там используют силовики, постепенно распространяются и на другие территории РФ.
- Ваши сотрудники работают и в Чеченской Республике. Можно ее сравнить с Нижегородчиной?
- В Нижегородской области у нас более-менее конструктивные взаимоотношения с ФСИН. По сравнению с другими регионами, минимум препятствий в работе. Как правило, они возникают не с федеральным органом, а с администрацией конкретных исправительных учреждений из-за позиций их начальников.
В Чечне все гораздо хуже. Человек в погонах там все, общественник – никто. Членов ОНК с удовольствием пускают в исправительные учреждения, но если они там что-то серьезное найдут, то это может быть опасно для их жизни. Ведь если даже до суда будет выявлено преступление, то человек может лишиться доверия главы республики, должности, за поступление на которую он заплатил очень много денег, но еще не смог их отбить. Тут задействовано и множество других интересов. Тем более общественники находятся под контролем семьи: не принесет ли его деятельность нам беду? А вот если в исправительном учреждении выявлена какая-то мелочь, например, течет крыша или потолок не покрашен, то это покажут по местному телевидению и демонстративно исправят. Надо же отчитываться как-то...
Но есть и такой нюанс. Когда человек попадает в следственный изолятор, он чувствует себя в безопасности. Ведь подавляющее большинство преступлений совершается чеченскими силовиками, когда их жертва находится между СИЗО и волей. Тут и похищения, и пытки, и даже исчезновения людей. Человек может пребывать в здании полиции более месяца. У нас были случаи, когда обращается к нам кто-то, мы бросались на поиски, а потом он звонит и делится радостью: «Слава богу, в СИЗО сидит. Он жив!» Стоит понимать, что если ты обидишь чеченца, ты обидишь весь его клан. Поэтому просто так, на пустом месте, человека бить не станут. Тюремщик задумается, что у заключенного есть братья на свободе, которые обязательно отомстят.
