О белой дыре
- Астрофизик Игорь Новиков предположил, что кроме черной дыры, которая все притягивает, есть еще белая дыра, которая все выбрасывает. Когда-то мы думали, что это квазар (яркое ядро далекой галактики. – Авт.). Но расчеты показали, что белая дыра очень быстро теряет свою энергию, она живет год-два и потом растворяется, а квазар живет миллионы лет. А теперь есть такая точка зрения, что, падая в черную дыру, вы можете проскочить в белую дыру и выйти в другое пространство. Но сложность заключается в том, что пройти между черной дырой и белой просто так не получится.
Сейчас рисуют диаграммы, где этот проскок якобы возможен. Но пока не создана теория квантовой гравитации, это некие математические уловки, предположения.
О кротовых норах
- Директор астрокосмического центра Физического института академии наук Николай Кардашев большой сторонник кротовых нор (гипотетических коридоров, где искривляются пространство и время и по которым герои фантастических романов путешествуют в иные миры. – Авт.). Это перемычки, через которые когда можно проскочить из одной Вселенной в другую. Но теория показала, что они очень быстро схлопываются. Чтобы схлопывание удержать, кротовую нору надо «набить» антигравитацией, полем, которое дает темную энергию. Но как это сделать, пока непонятно.
Как говорят теоретики – я себя теоретиком не считаю, я, скорее, интерпретатор – это можно окончательно понять, когда будет создана теория квантовой гравитации.
О множестве миров
Борис Комберг известен не только как астрофизик, но и как автор неплохих стихов – простых, добротно сделанных, посвященных коллегам и любимому делу. По ним хорошо видно, насколько современные астрономы «болеют» теориями о множестве миров и о переходах из одной Вселенной в другую. Одно из стихотворений посвящено Викторию Шварцману – талантливому ученому, который продолжительное время работал на одной из горных обсерваторий и трагически покончил с собой.
Поэтому я верю в бесконечности.
Других Вселенных слышны кастаньеты,
И рвутся к нам сквозь баррикады вечности
Из черных дыр к другим мирам приветы.
- Витя Шварцман выслушал и говорит: хороший стих, я его принимаю в подарок, но с одним условием: зачеркни черные дыры и напиши белые, - вспоминает Борис Валентинович.
Во время работы в радиоастрономической обсерватории в Пущино Комберг написал в 2003 году «Гимн астрономов». Вот его начало:
Мы одни только знаем, как много рождалось вселенных,
Мы одни только знаем, как звезды кончают свой путь,
Мы одни только знаем, и сила тех знаний нетленных
Может многие беды от нашей Земли отвернуть.
- Здесь вначале у меня написано было раньше: «мы одни только знаем, как в муках рождалась Вселенная», - рассказывает Борис Валентинович. – Но Кардашев мне сказал: ты что, не веришь в мультиверс (то есть во множество Вселенных. – Авт.)?! Я отвечаю: как-то об этом не думал. Он: измени первую строчку!
Открыл реликтовое излучение и не понял
Реликтовое излучение, равномерно распространенное во всей Вселенной и создающее «фоновую» температуру (чуть больше трех кельвинов) – одно из интереснейших космических явлений. Это излучение было порождено Большим Взрывом и не исчезает до сих пор. В 1964 году его существование было доказано расчетами советских астрофизиков Игоря Новикова и Андрея Дорошкевича, но у них не было столь чувствительной аппаратуры, чтобы «послушать» этот фон. Год спустя это сделали американцы Арно Пензиас и Роберт Вильсон. Измерив излучение с помощью радиометра и установив, что российские коллеги ошиблись всего на 2 кельвина, они официально открыли «реликт» и получили за это Нобелевскую премию.
А десять лет спустя выяснилось, что это самое излучение было экспериментально обнаружено в 1950-х годах советским аспирантом Тиграном Шмаоновым, в распоряжении которого был прибор, похожий на радиометр, – и это нашло отражение в его кандидатской диссертации. Шмаонов писал данную работу под руководством известных астрофизиков в институте, который возглавлял академик, нобелевский лауреат Александр Прохоров.
Борис Валентинович хорошо помнит эти события:
- В 1971 году позвонил в нашу лабораторию Прохоров и сказал: «В свое время у меня работал один аспирант, и теперь он пристал, почему я ему Нобелевскую премию не сделал. Себе, дескать, сделал, а ему нет». Мы стали разбираться. Выяснилось, что когда Шмаонов принес Хайкину автореферат диссертации, там были перечислены четыре главных достижения работы. И Хайкин от руки написал пятый пункт: «обнаружено излучение неизвестной природы, идущее со всех сторон, по которому можно калибровать приборы».
Статья с результатами этих измерений была публикована в городе Горьком в журнале «Приборы и техника эксперимента». И вот более чем через десять лет Шмаонов прочитал статью, посвященную открытию реликтового излучения, вытащил свой автореферат – и увидел, что у него то же самое. После этого его доклад поставили с нашей подачи на президиум Академии наук. Академики стали чесать лысины, кто-то предложил опубликовать статью в журнале Nature. Тут вскочил разъяренный Виталий Гинзбург (тоже лауреат Нобелевской премии. – Авт.) и сказал: ну уж нет, публикуйте в журнале «История науки». Я хорошо помню слова моего учителя Ландау: если ты ничего не открыл, все нормально, а если ты открыл и не понял, ты полный…
О Радиоастроне
В 2011 году на дальнюю орбиту был запущен российский радиотелескоп Радиоастрон с рекордным диаметром зеркала в 10 метров.
- Его пришлось переделывать, потому что запуск должен был быть на Протоне, а денег на него не было, - рассказывает Борис Комберг. – Поэтому мы запускали телескоп на ракете «Зенит». Радиоастрон потихоньку ломается, но держится каким-то образом. Сколько он еще проработает – не очень понятно, поэтому сейчас взята тактика – наблюдать, а потом уже обрабатывать материал.
Чтобы изучить неяркие объекты, расположенные далеко от нас, к Радиоастрону надо подстраивать большие радиотелескопы на Земле. Их не так много. А у нас был всего один пункт приема – в Пущино. При этом надо, чтобы и изучаемый объект телескопу был виден и чтобы Пущино было видно… На это терялось много времени. Сейчас дали деньги и сделали вторую станцию – в Америке. Планируется еще в Южной Африке, чтобы в три раза больше было информации.
Сначала Радиоастрон хотели запустить на более низкую орбиту. Но пока мы его делали – 20 лет – японцы запустили свой орбитальный телескоп и начали наблюдать. Тогда решили, что повторять не стоит, надо сделать орбиту поближе к Луне. Были большие возражения – дескать, не найдешь таких объектов, у которых очень маленькая излучающая область, чтобы «взять» их с таким большим разрешением. Но в результате такие объекты были найдены. Их не очень много. Причем, по теории их температура не может быть больше чем 10 в 12 степени по Кельвину, а сейчас нашли десяток объектов, у которых температура больше. Это первое достижение.
Интересный результат получился по пульсарам (звездам с периодическими всплесками. – Авт.), у которых гигантские выбросы.
Три миллиона долларов за тень
- У Кардашева есть еще такая мечта – победить в международном конкурсе: дают три миллиона долларов тому, кто откроет так называемую «тень» от черной дыры. Вот в центре нашей галактики массивная черная дыра – и формально у Радиоастрона хватает разрешения, чтобы «схватить» ореол вокруг нее. По этому ореолу можно будет кое-что узнать о ядре галактики: если он круглый, значит, черная дыра не вращается, если эллиптический – вращается. Можно делать разные оценки. И вот Кардашев увлечен этой идеей, он пытается наблюдать массивные черные дыры, но выясняется, что вокруг них акреационный диск из плазмы – и он не дает возможности увидеть то, что происходит за ним.
О миллиметроне
- Следующий телескоп, который должен быть запущен на орбиту, - миллиметрон, он будет работать в миллиметровом диапазоне. Если его запустят к 2020 году, будет хорошо. Сейчас Крым, Донбасс - не до науки пока нашему начальству.
О двух планетариях
- Насколько я знаю, это Юрия Лужкова ваш Валерий Шанцев упрекнул: вот, мы сделали планетарий, а вы нет. И тогда Лужков дал деньги на достройку московского. В столице 15 лет не было планетария – и вот сейчас, наконец, его открыли.
О Зельдовиче и Сахарове
-У Якова Борисовича Зельдовича (выдающегося советского ученого, внесшего огромный вклад в астрофизику. – Авт.) были очень интересные отношения с Сахаровым. Андрей Дмитриевич был мощным аналитиком, и Яков Борисович его очень уважал и даже побаивался. Уехав из Арзамаса-16, Сахаров иногда приходил к нам в отдел и устраивал лекции, чтобы изложить свои гипотезы. АДС, как мы его звали, выходил к доске и брал мел в две руки: он мог писать слово двумя руками сразу, начав с двух сторон и закончив посередине - такие вот мозги были странноватые. И вот однажды он начал объяснять теорию множества миров. Потом сказал: вы на доске это не поймете, я вам модель сделал. Он вытащил из кармана соединенные и вырезанные салфеточки, стал растягивать их. Яков Борисович в конце попросил Сахарова сесть на его место, взял старую газетку. Я думал, он тоже начнет что-то вырезать. Но Зельдович постелил газетку на пол возле Сахарова, стал на колени и говорит: «Андрей Дмитриевич, ну брось ты заниматься этой ерундой! Ведь такие задачи есть – никто кроме тебя не сделает!»
Потом Андрей Дмитриевич стал заниматься политикой под влиянием Боннер – кстати, у нас в ФИАНе ее не любили. И вот Яков Борисович, в отличие от других ученых, не подписал против Сахарова ни одного письма. В открытую не выступал, всегда говорил, что болен, или уезжал на дачу. Но когда Сахаров попросил его подписать письмо, чтобы выпустили за рубеж девушку сына Боннер, Яков Борисович ему грубо отказал. И АДС перестал с ним разговаривать. Когда Сахаров вернулся из ссылки, Зельдович подошел к нему в академии и сказал: «Ты, Андрей, гений, но я все-таки не Сальери».
Зельдович умер раньше. И когда были похороны, выступал Сахаров, и в его речи были такие слова: «Наши отношения были разными в разные периоды, но это все пена на реке жизни».