Справка “МК“
Система унженских исправительно-трудовых лагерей. Один из десятка из системы лагерей СССР середины XX века. Его остатки разбросаны по лесам Варнавинского района Нижегородской области и Макарьевского района Костромской. Сейчас последний действующий «останок» Унжлага – колония в поселке Сухобезводное Семеновского района.
«Рынок» у зоны
- Лагеря Унжлага построили для того, чтобы дать лес на строительство Волго-Донского канала. Поэтому их обитателей так и называли - «волгодоновцы», - вспоминает Виталий Сахаров. - После смерти Сталина, в 1953 году, лагеря расформировали. Но лесов заключенные выпилили много (правда, современные варнавинские лесные деятели наворотили еще больше – товарного леса в тех краях сейчас мало осталось). Многих деревень в тех местах уже нет. С востока ближайший населенный пункт – поселок Красный Луч (у местных более известен как «Стеклозавод»), с юга – деревня Тимариха. На местах остальных деревень - заросшие поляны. Там иногда стоят охотничьи избушки и «засидки», где-то можно встретить бытовку, оставленную уже в более поздние времена.
О том, что здесь жили люди, уже и не напоминает ничего. Дороги постепенно превращаются в тракторную колею и упираются в заросшую молодым лесом просеку. Бывшие «лежневки», по которым когда-то возили лес, на современных картах показаны как дороги, хотя по ним никто не ездил уже чуть ли не полвека.
ОЛП №3, около деревни Березняки, создавался для политических заключенных. Кстати, его самым первым и расформировали. А директор лагеря вышел на пенсию и там еще года три прожил. Прямо в бараке.
- Я туда совсем маленький с матерью ездил – она мясо продавала. Местные постоянно в лагеря ходили. Хлеба тогда не было. Деревенские пекли из картошки «жимчики» и продавали их заключенным по 5 копеек. Помню, мать напечет, берешь холщовые сумки и несешь в лагерь. В лесу было специальное место, что-то вроде рынка. Туда – 300 метров от лагеря - зэки и приходили затариваться. Не все, конечно, а выбирали специального человека, которого выпускали с зоны. Он без конвоя приходил. Потом уходил, а я сидел и ждал, когда вернется. Он приносил чистую посуду и заказ на следующий раз. Я часто ходил, и ни разу не было, чтобы посуду разбили или не вернули.
Зэки и поселенцы жили лучше колхозников. По крайней мере, у них всегда были деньги. Пацанами мы бегали к ним на помойку, подбирали обрезки сыра. Заключенные водку постоянно заказывали. Мы им приносили, но молоком разбавляли, чтобы вохры не заметили.
Но нельзя сказать, чтобы в зоне был проходной двор. Лагеря огорожены колючей проволокой, отбой, распорядок, перекличка – все как положено. После отбоя никого не выпускали. А когда лагеря закрыли, мы приходили посмотреть. Барак усиленного режима видели – голый сруб и ни окна, ни дырочки...
Чтобы мужики не разбегались, сделали женский лагерь
ОЛП №1 стоял в лесу, километрах в восьми от Горок, а ОЛП №7 - на старице Ветлуги. Между ними расстояние 12 километров. Они были связаны между собой: в одном заготавливали лес, в другом вязали плоты в два-три наката. Берега вокруг реки были чистые, ни кустика – лес скатывали прямо с машин в воду. Вся река заполнялась деревьями.
Еще делали соймы: обычная бревенчатая изба, только на плоту. Ребятня туда ходила рыбачить. Сидишь, ловишь. Зэк подойдет, попросит удочку - половить хоть пять минут, по рыбалке соскучился. Но рыбу отдавали нам, себе не брали. Мы ведь на рыбалку как на работу, ходили – жрать чего-то надо! И лески у нас не было, крючок на скрученную и намыленную нитку привязывали. А крючки не обрывали: если зацепился за какую ветку или корягу – ныряй и вытаскивай.
От первого ОЛП сделали лежневку – дорогу из уложенных бревен. К ней с участков подвозили лес на тележках, а потом грузили его в машины. Все делали своими руками.
- Помню, мы садились на эти машины покататься. Мы даже в зону въезжали, только из кабины нас не выпускали. Посторонний человек мог спокойно в промзону попасть! Сначала в первом ОЛП были одни мужики, но потом они разбегаться начали – женского тепла не хватало. И там же сделали женский лагерь. Мужики заготавливали лес, женщины сучки обрубали.
Цивилизация из-за “колючки“
Зэки жили в деревянных бараках, которые сами же и строили. Конвоиры, вольнонаемные и расконвоированные селились в окрестных деревнях - почти в каждый дом по два-три человека. За постояльцев хозяева получали небольшие деньги. Колхозники, которые вообще денег не имели, были довольны.
Появление лагерей сыграло свою положительную роль – в «медвежьем углу» закипела жизнь. Новые люди хоть какую-то цивилизацию принесли, облагородили нас. Мы ведь не ездили никуда, как крепостные. А зэки про другие города рассказать могли, а кто воевал – про другие страны. У нас двое жило. Очень порядочные люди. Один рисовал хорошо, меня учил. Прошло время, я строителем стал, и навыки пригодились.
Вообще, к заключенным хорошо относились. Ни как к жуликам, бандитам или убийцам! Никаких скандалов или тем более разборок и драк не было!
Если они на квартире “стояли“, всегда по хозяйству помогали: и дров наколоть, и прибраться, и сделать что... Может, потому, что люди были добрые. Зэки шутили иногда, но беззлобно. У нас такой случай интересный был. Поймали зэки козу, нарядили в робу, написали кое-что неприличное и пустили по деревне. Вся деревня от смеха кувыркалась!
Кресты вырезали на кладбищенских деревьях
Заключенные часто убегали, поэтому у охраны всегда была работа. Но удивительно: сколько бы не убегали, в близлежащих деревнях ни воровства, ни убийств не было – вели себя они тихо. А вот как за Варнавино перебирались, начинали хулиганить.
Вохры признавались, что, когда они, вымотанные от пробежки по лесам, нагоняли сбежавшего зэка, стреляли наповал. Пусть даже тот и руки поднял. Также наповал стреляли при попытке к бегству. Рассказывали, как в 1950 году зэки хотели захватить «седьмой» лагерь. Там сидели те, у кого большие сроки – 15-25 лет. Блатные выставили «работяг» вперед, чтобы их первыми с вышек постреляли. Но один «работяга» оказался умным, и громко скомандовал: «Всем лечь!». Блатным деваться стало некуда, они разом под прицелом оказались и подняли руки. Однажды подкоп к берегу реки нашли, который заключенные выкопали – метров сто.
После расформирования лагерей в Шуду приезжало много родни умерших в лагерях сидельцев. Особенно в первый ОЛП. Они на кладбище приезжали, нанимали местных ребятишек, чтобы их проводили. Расплачивались конфетами. На зэковском кладбище кресты вырезали прямо на ближайших к могиле деревьях. А на некоторые холмики сажали елку и вырезали на ней крест. Несмотря на борьбу с «опиумом для народа», лагерное начальство смотрело на кресты сквозь пальцы, ведь могила - это последний приют! И никакие политруки ничего сделать не могли.
В следующих номерах «МК в Нижнем» мы расскажем, как жили варнавинские крестьяне, «кормившиеся» от лагерей.
